
Онлайн книга «Хозяин зеркал»
– Герда, – жалобно проскулил Иенс, – к-как хорошо, что ты при-пришла. П-подай в-воды… Герда не подала воды. Вместо этого она запустила листками в несчастную, болящую голову Иенса и прошипела: – Негодяй! Мерзавец! Листки рассыпались по кровати и отчасти по распростертому на ней телу. Один разлегся прямо у Иенса на носу, и, сощурившись, больной разглядел черно-белый снимок – обугленные развалины Оперного театра. Заголовок над фотографией гласил: «Неосторожность или провокация?». Иенс с трудом отшвырнул газету и попробовал сесть. С третьей попытки ему это удалось, и даже удалось подобрать отпечатанную на плохой бумаге статью. Мелкий и скверный шрифт, нечеткая графика – в листовке нетрудно было опознать печатный орган Сопротивления. Название листка менялось чуть ли не каждый месяц: то «Светоч», то «Искра», то «Подполье», однако последние полгода газетенка гордо именовалась «Луч маяка», поскольку главный корреспондент ее, все тот же вездесущий Франсуа Бонжу, с некоторых пор взял псевдоним Маяк Безбашенный. Лысоватый и потливый субъект, Маяк никак не походил на гордого бойца Сопротивления. Смахивал он скорее на одного из перекупщиков Ржавого рынка. Статья на развороте явно принадлежала бойкому перу Маяка и начиналась так: В последнее время так называемые «отцы Города» перешли черту, отделяющую разгул от геноцида. Вчерашняя разнузданная пьянка и акт вандализма по отношению к общественному фонтану, известному как «Механический цветок», завершились поджогом Оперного театра и бойней, развязанной на городских улицах. Далее шло описание вчерашних, а точнее, уже сегодняшних событий. Если бы у Иенса так не болела голова и ему не было так скверно, он расхохотался бы – настолько абсурдно выглядело происшедшее. Для начала, если верить Маяку, рота Стальных Стражей окружила театр. Затем туда согнали части жандармерии и вытащенных из постелей обывателей, раздали им древние, сотню лет пылившиеся на складах мушкеты и велели защищать здание. Непонятно, что именно пытались доказать друг другу Кей и Господин W, поскольку первый возглавил атаку, а второй – оборону. Как ни странно, осажденные продержались довольно долго, пока здание не запылало с четырех углов. Выбраться не удалось почти никому, поскольку Господин W отдал приказ сражаться до последнего. Сам он вскарабкался на крышу и (видимо, для того чтобы подбодрить деморализованные войска) во весь голос распевал «Арию Непрошеного Гостя», пока крыша не провалилась и певец не рухнул прямиком в огненное инферно. Огненное инферно, однако, ничуть ему не повредило, поскольку (как писал Маяк) Господина W и Кея заметили потом на Центральной площади, где они сношались прямо в струях фонтана, причем Кей был, по обыкновению, молчалив и деловит, а Господин W вопил в пароксизмах страсти то «Свободу попугаям!», то «Свободу Патрису Лумумбе!». Выжившие в пламени горожане озверели настолько, что отшвырнули лишенных командования Стальных Стражей от театра, и стычки на улицах длились до рассвета, пока из лагерей за городом не подтянулись свежие части. – И что? – спросил Иенс, отрываясь от газеты. – П-при чем т-тут я? Если честно, гибель театра со всеми его судаками и защитниками мало взволновала естествоиспытателя. Единственное, что грызло, – это судьба винтовки. Они с Тубом битые две недели угробили на то, чтобы смастерить прицел. Неприятно, если винтовка затерялась в потасовке. Герда все так же стояла в дверях, уперев руки в бока, и ноздри ее гневно раздувались. – При том! – выкрикнула она. Изо рта девушки вылетели брызги слюны, и Иенс подумал, до чего же это некрасиво, а главное – до чего громко. Голова, бедная голова… – При том! – продолжала разоряться Герда. – Тебя видели! Видели с ними! Иенс устало вздохнул и сел, опираясь на локти. То, что он был совершенно гол, ставило молодого ученого в самое невыигрышное положение. Голый лежащий человек, как правило, всегда проигрывает одетому и стоя́щему – нет, уже грозно наступающему, потрясающему еще одной газетой… Обычно голой оказывалась Герда, а Иенс – одетым и с широким кожаным ремнем в руке. Перемена ролей естествоиспытателю совсем не пришлась по вкусу. – Н-ну и что? Я н-не поджигал т-театра, если ты в этом меня об-обвиняешь… – Какая разница, поджигал или нет?! Ты был с ними! Ты! С ними! Был! Совершенно неожиданно Герда упала на пол и разрыдалась, закрыв лицо руками. Иенс продолжал сидеть на кровати дурак дураком. – Я д-думала, – икнула девушка сквозь рыдания, – ты не такой, как они. Лучше их. Выше. Чище. Я готова была терпеть что угодно от тебя, потому что знала – ты другой, ты добрый в душе, ты мне помог и другим тоже поможешь… А ты такой же! Она оторвала руки от лица – на коже остались от пальцев красные полоски – и снова гневно воззрилась на Иенса. Слезы так и текли по ее щекам. – Ты ничем их не лучше. Ты просто… мельче. Ты их собачка, ручная собачка, таскающая в пасти мячик. Нет. Они свиньи, а у свиней не может быть собаки. И ты тоже свинья. Но они злые и сильные вепри, а ты – жалкий фермерский поросенок, ты хочешь бегать с ними, но только падаешь в грязь… Тут Герда снова разрыдалась и замолчала. Иенс наконец ощутил, как в нем просыпается злоба. – Д-да ты что? Ты соображаешь, что говоришь? Как всегда, когда он сильно злился, заикание почти пропало. Иенс обрадовался злости, как долгожданному другу. Когда он злился, он был прав. Такая ярость просто не могла быть неправедной. – Ты вообще понимаешь, что ты сейчас сказала?! – Для убедительности Иенс стукнул кулаком по спинке кровати, о чем тут же пожалел – удар отдался гулом в затылке и мгновенным онемением. – Ты… Герда замотала головой. Рыжие волосы взметнулись, слезинки брызнули во все стороны. – Замолчи. Пожалуйста, замолчи, только не оправдывайся. – Я и не собираюсь оправдываться! – прокричал Иенс, превозмогая слабость и тошноту. – Кто ты такая вообще, чтобы мне перед тобой оправдываться? Уличная девка, побирушка… Да если бы не я, ты бы замерзла зимой, по рукам бы пошла, сдохла бы от сифилиса… – Лучше бы сдохла, – тихо и зло сказала Герда, но Иенс не слушал. – Мне нужны были деньги. Деньги на реактивы, на оружие, на эти поганые листовки, наконец! – Тут он потряс маячным листком. – А где я их возьму?! Герда пожала плечами. Она почти успокоилась. Все так же сидя на полу, девушка устало отирала глаза и поправляла волосы. Сейчас, когда ярость прошла, Герда снова стала прелестна и беззащитна – в косом утреннем свете, льющемся из окна, она казалась почти святой, на коленях отмаливающей прегрешения оступившихся. «Или падшей женщиной, оправляющейся после бурной ночки», – злобно подумал Иенс. – Я раздобыл для нас тридцать тысяч. – Откуда? – безразлично спросила Герда, зажимая в зубах шпильки. – Вытащил из кармана у своего покровителя, пока он лапал Господина W? Иенс снова ощутил подступающую ярость, но на сей раз сдержался и даже сумел улыбнуться: |