Книга Львенок, страница 24 – Йозеф Шкворецкий

— С той брюнеткой, да? С барышней Железной, Оловянной или Медной? — сострил он.

— Серебряной.

— Ну так бери ее с собой. Мы начинаем в восемь, если опоздаешь — ничего страшного.

Он похлопал меня по спине и исчез. Как-то слишком уж по-отцовски он со мной держится. Хочет заручиться поддержкой единомышленника, или же… или же, вдруг осенило меня, барышня Серебряная нравится ему чуть больше положенного? А почему бы и нет, собственно? Почему не зайти к нему вечером? Может, наш зверинец тоже покажется Ленке интересным?

— Вы опять мне звоните? — ласково приветствовал меня по телефону ее голос.

— Всего-то второй раз. Мы не могли бы встретиться сегодня вечером?

— Думаю, нет. Мне не хотелось бы стать для вас чем-то будничным.

— Я рад, что вы так обо мне заботитесь. Но если вы так обо мне заботитесь, то не надо мучить меня своим отсутствием.

— Гм, — хмыкнула она. Некоторое время в трубке царила тишина, прерываемая двумя далекими голосами, отменяющими заказ на поставку какого-то пива.

— Вы были вчера у барышни Каэтановой? — ожила наконец моя собеседница.

— Не был.

— Тогда прощайте.

И она повесила трубку.

Я тут же снова набрал ее номер.

— Зверэкс.

— Нас разъединили.

— Нас? Вы ошибаетесь. Это Зверэкс.

Чужой женский голос.

— Я только что говорил с барышней Серебряной, но нас прервали.

— Товарищ Серебряная недавно ушла и вернется после обеда.

— Простите, а вы не знаете, куда она ушла?

— Не знаю.

Я швырнул трубку. Значит, вот вы как, красавица?!

— Мне надо уйти ненадолго. Буду после обеда, — рявкнул я Анежке. Она понимающе улыбнулась. Я пулей вылетел из редакции.

Как я и предполагал, она оказалась на месте. Я увидел ее сквозь застекленные двери еще из коридора. Она восседала в желтом платье с большим декольте на груди и на спине за письменным столом, по которому прогуливался зеленый попугай, с серьезным видом державший в клюве авторучку. За другим столом сидела седая дама в очках.

Я открыл дверь.

— Здравствуйте.

Обе посмотрели на меня, и барышня Серебряная резко втянула воздух и приняла несчастный вид.

— Здравствуйте, — робко повторил я и приблизился к ее столу. — Я из сельхозкооператива в Кунратицах по вопросу о разведении улиток. В последний раз вы нам прислали одних самцов.

Невзирая на свой несчастный вид, барышня Серебряная с ходу включилась в игру.

— Вы тамошний зоотехник?

— Да, с вашего позволения.

— А какая оценка была у вас на выпускном экзамене по зоологии?

— Удовлетворительно, с вашего позволения.

— Я напишу вашему председателю. Вас надо отправить на переэкзаменовку.

— Господи, да за что же, с вашего позволения?!

— Дорогой товарищ! С тех самых пор, как Господь Бог начал сотворять животных, улиток он выпускает только в гермафродитном варианте.

— А не мог, с вашего позволения, Божий ОТК все же проморгать брак?

Седая дама расхохоталась генеральским раскатистым смехом, и представление закончилось. Барышня Серебряная кисло улыбнулась.

— Вы пойдете обедать? — спросил я. Она глянула на часы. Зеленый попугай подковылял к краю стола и подставил мне головку с авторучкой. Я взял ее, написал в блокноте, лежавшем на столе: «Если не пойдете со мной, я начну признаваться вам в любви. Вслух!» И произнес:

— Симпатичная птичка. Как ее зовут?

— Уильям, — сообщила барышня Серебряная убийственным тоном и обратилась к седовласой коллеге: — Госпожа Бенешова, можно мне уже пойти обедать?

Седовласая дама оценила меня сквозь очки. Я одарил ее эффектной улыбочкой.

— Конечно-конечно, девочка, — сказала дама. — Черепашек вы уже зарегистрировали?

— Еще нет.

— Тогда я сама это сделаю.

— Спасибо, госпожа Бенешова.

Барышня Серебряная встала, попугай гортанно запротестовал.

— Не ревнуй, Уильям! — одернула его Серебряная. Птица довольно закудахтала и принялась, подражая дудке, исполнять «Марш кадетов». Барышня Серебряная мельком погляделась в большое зеркало на стене, прошлась рукой по своей вихрастой головке и двинулась вперед в ритме марша.

Я тронулся за ней, не в силах оторвать взгляд от ее изумительной попки.

— Ну и нахальный же вы тип! — подначила она меня на лестнице.

— Я лишился свободы выбора. Меня неудержимо влечет к вам.

— Надо же! Я вчера сказала, чтобы вы отправлялись к барышне Каэтановой.

— Вы что, не понимаете, что требуете от меня невозможного?

— Послушайте… — произнесла она и остановилась. Какой-то торопыга налетел на нее сзади, обнял куда сильнее, чем было необходимо, если судить по силе столкновения, и вежливо извинился. Июльское солнце плавило улицу, и барышня Серебряная в своем желтом платье казалась почти негритянкой.

— Послушайте, — повторила она. — Что я действительно не люблю, так это разбивать чужие отношения.

Я знаю, что вы чудо, барышня Серебряная, сказал я про себя, а вслух проговорил:

— Не было никаких отношений. Во всяком случае с моей стороны.

— Тем хуже. Кто мне совершенно отвратителен, так это мужчины, которые хотят только попользоваться, а обязательств на себя не берут.

— Я не хочу вами попользоваться, а обязанным вам готов быть всю жизнь до самой смерти!

— Я не о себе. Я о вашей девушке.

— Она больше не моя девушка.

Серебряная помрачнела и отрезала:

— Значит, у вас сейчас вообще нет девушки!

Мы свернули на Вацлавскую площадь. Из магазина грампластинок раздался голос вчерашнего саксофона-баритона.

— Слышите? Конипасек!

— Конопасек, — исправила она меня и вздернула подбородок. Никогда раньше мне не приходилось видеть ничего более прекрасного, а зрение у меня было острое.

— Можно мне хотя бы задать вам один вопрос?

— Пожалуйста.

— Почему же тогда вы согласились вчера на свидание со мной?

Она молчала; только упрямо стучала каблучками своих коричневых туфелек.

— Почему, барышня Серебряная?

Мой заданный вкрадчивым тоном вопрос явно проник ей в душу. Она пожала плечами. Одно из них выскользнуло из декольте — Господь Бог изготовил его из светло-коричневого бархата.