Онлайн книга «Шаги в глубину»
|
И это был первый случай, когда я, еще не помня мамы, услышала лейтмотив своей жизни. «Ты самая лучшая, доченька». Он варьировался, он плавал, набирал обертонов, он играл и кружился: «Ты умничка, доченька». Лейтмотив настырно долбился мне в затылок басами: «Ты так стараешься, доченька». А еще менялась мамина рука. Она поначалу была твердой и уверенной, ласковой, но чем сильнее расширялся мой мир, чем больше было воспоминаний, тем меньше мне нравились прикосновения. В них появилась дрожь, ладонь часто была покрыта липким потом, и я гадливо съеживалась под взглядом, в котором горела лихорадка. — Когда ей поставили диагноз? — Мне было четырнадцать. Я нахмурилась. Что-то болело там, в эти четырнадцать лет. Планеты выгорали по всему космосу, мы вяло воевали с баронианцами в пятый раз, до этих шерстистых все не доходило, кто такие люди, и мы им объясняли. Новости пестрели пожарами и орбитальными бомбардировками. Там было много ненависти — и бормотание, мельтешение телевизора не умолкало ни на секунду. Я — подстароста первого курса космоходки, ходила по опустевшей квартире, я смотрела на свою мечту и сосала, как леденец, сладкую мысль: мне больше не надо быть лучшей. Больно. Черт, как больно. Что-то там было страшное, в эти четырнадцать лет. — Почему ты молчишь? Возраст. Может, парень? Нет, я никогда не маялась такой дурью: я ведь лучшая. Все свои странные желания я сгоняла гимнастикой и зубрежкой. Мир парней пришел позже, после наблюдений за сверстницами, которым повезло — или не повезло — с матерями. Может, по учебе что-то? Да, могло быть. Я впервые сорвалась, когда пришлось пожертвовать экипажем в задаче по уклонению. Нет, нет. Что-то другое. Очень другое. — Хорошо, Алекса. Пока остановимся здесь. Какой твой самый страшный кошмар? Я вспомнила Джахизу и улыбнулась. Черт, я улыбнулась. Гори в аду, староста Фокс, но ты даже близко не подходишь к тому, что я видела раньше. — Я стояла в очереди на принудительное донорство. — Что? — Да. В непроглядном мраке комнаты голос Марии казался еще более удивленным, чем должен был. А я вспоминала ту феерию ужаса, которая ожила в моем сне — во сне шестнадцатилетней девушки. — Хочешь сказать, что тебя разрезали на органы? — Нет, Мария. Я просто потеряла гражданство и стояла в очереди. Передо мной было человек пятьсот, назад я не оборачивалась. Я просто там стояла. Бесконечная цепочка медленно втягивалась под флаг Империи Мономифа, который сиял так ярко, что, казалось, он сам по себе вырезал глаза. Я стояла, и мне было так жутко, так невыносимо, что я проснулась, едва человек впереди — четыреста девяносто девятый, допустим, — сделал шаг вперед и стал четыреста девяносто восьмым. К счастью, соседка по комнате тогда заметила, что я проснулась с остановившимся сердцем. — Хорошо. Пока хватит. Мария зажгла свет, и я невольно зашипела: лампа на миг показалась мне тем самым флагом. Карпцова коснулась пальцами моих висков и сняла липучки с проводами. — Предварительно: ты закрыла в себе что-то очень сложное, — докторша икнула, возясь у меня за спиной. — Ты боишься перестать быть собой, у тебя непростые отношения с матерью, но это не главное. Главное — это то самое закрытое воспоминание. Я проанализирую данные — и продолжим. Завтра, например. Она меня раскусила, подумала я. Так легко. — Ну и чисто по-человечески… Я встала с кровати и обернулась. Карпцова достала бутылку ликера и с задумчивым выражением налила себе половину бокала. «Спивается она, что ли?» — Чисто по-человечески, Алекса, я не могу понять, почему таких берут в инквизицию. * * * Мне холодно. Слышите? Мне холодно. Я чувствую себя все хуже, и мои ощущения уже не имеют ничего общего с миром живых. Кажется, я спала даже — впрочем, тут мне не стоит ни за что ручаться. Например, Дональд вроде сказал, что хочет обо мне с кем-то поговорить. Классно этому кому-то, потому что говорить со мной обормот упорно не хочет. Я пыталась узнать, связался ли он с Рыжим Торговцем, но Дональд обошел меня прямо посреди коридора, а я осталась там с мыслью, что меня только что избили. «И это после всего, что я сделала! Я — я! — вытащила твою задницу из-под «Тени»! Я выиграла для тебя работу у Яуллиса! Я лучший пилот, я лучшая на этом корабле!» «Ты самая лучшая, доченька». Я вскочила, одним взмахом раскрытой ладони порвала силиконовую подушку и воткнула кулаки себе в лицо. Что ж ты, такая лучшая, ему это все не сказала? Что ж ты его с ног не сбила и не отхлестала по морде — какая ты лучшая, какой ты молодец, и как ты его хочешь, а он, сука такая, тобой брезгует? Адреналин морозными сверлами вгрызался в тело, и мне хотелось действовать. Что угодно делать — просто действовать. Встать. К обормоту? Нет. Не хочу видеть отвращения. Впрочем… Дверь в каюту Дюпона я с первого раза открыть не смогла. Просто подзабыла команду — а капитанские полномочия, как ни странно, Дональд мне оставил. «Ну еще бы, — улыбнулась я. —Вдруг снова потребуется всех спасать, и будет внезапно все равно, что там у спасителя в голове». — Эй, — позвала я. — Подъем. Дюпон подскочил и сел в кровати, подслеповато шаря взглядом по затемненному помещению. — Свет, — коротко распорядился он, но разгореться ничего не успело. — Погасить. — Что… Что тебе нужно? «Тупица», — подумала я. — Подсказываю. Весь — можешь не вставать. * * * Я, шатаясь, шла по коридору. Он меня выпотрошил. Я даже не знаю, как это объяснить себе, даже не знаю, как это понять. В какой-то миг удовольствие стало болью, а потом меня вывернуло наизнанку. Алый взгляд стал водоворотом — и я ушла туда, выдернутая из самой гущи ощущений. Я уходила — еще не остывшая, горячая, получившая немного простейшего тепла. Я снова шла на дежурства, снова видела первый корабль, вернувшийся из зазеркалья, меня били на тренировках, я стирала строчки своих писем, меня неуверенно обнимал мой первый парень. Глаза были повсюду — они ножами взрезали меня, вытаскивая секундные мысли. Дюпон шел рядом со мной, а его глаза кружили вокруг. — Ты получила свое от меня, а я от тебя — свое. Олег остановился. Перед ним сидела маленькая девочка — совсем кроха, в персиковом платьице и с копной непослушных рыжих волос. — Эй! — сказал Олег. — Привет. |