Онлайн книга «Мужской день»
|
Вы не поверите, но мне хотелось просто узнать, а есть ли она там, в траве? Может, мне просто привиделось? И не ушла ли она, не исчезла ли? В этот, третий раз, я решил не притворяться, что смотрю вроде бы случайно, не щуриться, а просто и резко открыть глаза. Но глаза все никак не хотели открываться. Тогда я взял и пальцами разжал веки. Это было ужасное мгновение! Девушка не просто смотрела на меня. Она повернулась ко мне сама – и даже явно ждала, когда я наконец открою глаза! Она, наверное, видела, как я поднимал веки (типа Вия в одноименном фильме). Это было очень стыдно! И как только я открыл глаза, она радостно засмеялась. Я не слышал смех, я только видел, как у нее открылся рот, и она прижала ладонь к губам, чтобы этот смех не был таким громким. Но теперь уж мне некуда было деваться. Просто так взять и захлопнуть глаза я уже не мог. Мы смотрели друг на друга несколько секунд. Ну, можно сказать, играли в гляделки. И она меня, конечно, переглядела. Мне мучительно хотелось отвернуться. Я сдерживался изо всех сил. Спас меня Колупаев. Он сел в траве и начал сильно хлопать себя по шее. Мужчина, обнаружив наше соседство, тоже сел в траве и начал пристально на нас смотреть. Весь его взгляд ясно выражал одну простую мысль: а не пойти ли вам куда-нибудь еще? Видимо, Колупаев понял эту мысль, потому что встал и сказал: – Ну чего, пошли, что ли? Сурен тоже неохотно встал, увидел девушку и вдруг сказал громко: – Вах! Какая девушка! А, Лева? – Ну что Лева? – ответил я. – Что Лева? Что ты пристал? Отстань вообще. – Я пристал? – поразился Сурен. – Ну ты и наглый тип! Наглейший какой-то просто тип. Я не смотрел на девушку. Мне почему-то казалось, что если на нее посмотрю, то уже не смогу никуда уйти. Ноги у меня отнимутся, и я рухну обратно в траву. Как в сказке. Или в этой, в мифологии. * * * Но я не рухнул. Мы вышли на бульвар. Было очень душно, несмотря на близость травы и деревьев. Два мужика сидели на скамейке – один лысый, другой в очках. Они пили пиво и иногда перебрасывались репликами. – Может, ты и прав, – говорил один. – Я не знаю. Возможно, что все действительно нормально. Но я этого не чувствую! – А ты почувствуй! – убеждал его другой. – Почувствуй! Оглянись вокруг! Посмотри на девушек, я не знаю, на машины, на этих вот ребят. – Не надо на нас смотреть, – сказал мрачно Колупаев. – Мы боимся. Мы еще маленькие. Оба мужика заржали и предложили нам пива. Но мы отказались. * * * – Смотри-ка, Лева! – сказал Сурен, когда мы перешли Трехгорный вал и оказались на нашей Большевистской улице. – Снег, что ли? У вас что, в Москве, летом тоже снег идет? Или это какой-то пух? В сквере мы этого пуха не заметили почему-то. Это был тополиный пух. Я закинул голову вверх и почувствовал себя каким-то летучим голландцем. Вокруг меня все летело. Летел желтый дом с библиотекой. Летели все четыре его подъезда с лавочками. Летел весь Краснопресненский район столицы нашей Родины со штабом стратегических войск, неизвестным заводом, с церковью кого-то там на крови и с Гидрометеоцентром, с покосившимися деревянными домами и новыми крупноблочными башнями, с моей школой и с трамваями на улице Заморенова. Все улетало вверх! На самом деле это пух летел навстречу нам со скоростью ветра. И скорость его постоянно усиливалась. – Тьфу, зараза! – сказал Колупаев. – Хоть на улицу не выходи. Просто чума какая-то. – Да ладно тебе! – сказал я. Белые струи, столбы, завихрения и потоки волокли нас по улице куда-то вниз, к центру города. – Давай его жечь! – крикнул Колупаев мне в ухо, потому что мы уже плохо слышали из-за ветра и пуха. – Давай! – сказал я. Но у Колупаева была всего одна спичка. Мы долго сгребали на тротуар огромную кучу пуха, но он выскальзывал из рук, и мы совершенно изнемогли. – Ну, вперед! – сказал Сурен. Колупаев зажег спичку где-то за воротником рубашки, спрятал огонь в кулаке и поднес его к белой куче, которую мгновенно сожрал быстрый голубоватый огонь. А пух продолжал лететь. – Теперь так две недели будет! – уверенно сказал Колупаев. – У матери аллергия. Будет злая ходить, кашлять и чихать. И откуда он берется в таких количествах? А я думал о другом. Вот я, например. Ну что я? Закончил школу без троек, пятый класс. Получил новые учебники. Но ведь в следующем году я – это буду не я, а какой-то другой человек. Зачем мне эти учебники? Может, я вообще умру? Или вот Сурен. Куда он улетает? Я, например, не знаю. Пока он еще здесь, а приедет через три месяца и будет другой человек – худой, отважный и суровый, как абрек. Но дело, конечно, не в этом. Вот сегодня. Ну зачем я смотрел на эту девушку? Просто абсолютно непонятное поведение. Вообще. Спичек у нас больше не было, и мы поплелись обратно. Пух мягко подталкивал нас в спину. Мы вошли под арку и стали просто стоять. Здесь пуха почти не было. Вернее, был, но какой-то медленный и вялый. Воздух под аркой был гораздо прохладнее, темнее, чем на улице, и очень гулкий. – Давай всех пугать! – сказал Колупаев. – Как? – не понял Сурен. – А вот так! – заорал Колупаев. И его голос отозвался страшным и звонким эхом по всей арке. – Понял? – Понял! – заорал Сурен. – Вот это жизнь! – заорал я. – Вот это жизнь! – заорали мои друзья. – Лева! – Что? – Конь в пальто! Опять стало тихо. Колупаев скомандовал: – Сейчас из булочной кто-нибудь пойдет, все хором заорем и убежим! Понятно? – Понятно! – недовольно сказал Сурен. Он бегал медленно. И вообще не любил всего неожиданного. Мы стояли и долго ждали. На солнечной стороне улицы было видно, как идет пух – глубокий и белый как снег. По этой стороне улицы шли люди, заслоняясь от пуха руками, газетами, плащами, даже зонтами. А у нас тут было сыровато и прохладно. И тут случилось что-то непонятное. В проеме арки появился силуэт женщины. Она прошла мимо нас на высоких каблуках, с авоськой и батоном хлеба. В легком голубом платье. И мы промолчали. – Что такое? – спросил Колупаев. – Почему не выполняете приказ? |