Онлайн книга «Психолог, или Ошибка доктора Левина»
|
Ира Суволгина попробовала возразить. – Революция – слишком опасная вещь, чтобы с ней шутить, – сказала она. – Если ситуация в обществе не созрела, прольется много крови. Слишком много крови. Семинар проходил зимой. За окнами уже давно стемнело. От свечки исходил манящий и довольно опасный революционный импульс. Лева сразу оценил лозунг «из искры возгорится пламя». Единственным альтернативным источником света был фонарь за окном. – Слишком много крови! – еще раз воскликнула Ира, и вдруг кто-то ее звучно спросил из темноты: – Ира, а вы кто? – В каком смысле? – резко переспросила она. И вдруг все, абсолютно все увидели, причем почти в темноте, как она покраснела. Это был удивительный момент, когда Лева одновременно почувствовал некое мстительное чувство удовлетворения (Ира забыла выбрать роль и, слишком волнуясь, выдала себя) и вместе с тем острой жалости к этому еще недавно горячо любимому существу женского пола. Обычно Ира легко и свободно выходила из всех нелепых и неправильных ситуаций, жестко вышучивая себя и мгновенно переводя все в выигрышную позицию. Но сейчас она была настолько взволнована (Лева никак не мог понять причину этого волнения), что растерялась на глазах у всех. – Я… – сказала она, на ходу пытаясь подобрать слова. – Я… Надежда Константиновна Крупская… Первым заржал Костромин, а потом все остальные. Хохот был такой, что в зал вбежала бабушка-вахтерша и испуганно воззрилась на толпу десятиклассников, сидящих при свечке. – Ну ладно, ладно, перестаньте, – задыхаясь от смеха и от слез одновременно, сказала Ира Суволгина. – Раз вы вошли в такой раж, давайте делиться на группы. Они включили свет, быстренько разделились на группы. И разошлись по маленьким аудиториям. Группа Рабина отвечала за оборону тех колонн демонстрантов, которые должны были двинуться на Смольный. По памяти, с помощью местных экспертов, группа нарисовала примерную схему города и принялась расставлять пулеметные звенья, выбирая наилучшие места, чтобы все просматривалось и простреливалось, а также точки для снайперов, чтобы гасить огонь правительственных войск, уничтожая командиров и их заместителей. Саня Рабин с детства обожал военизированные игры, Лева это знал, поэтому термины тот подбирал легко, играючи, от чего все приходили в полный восторг, скажем, словосочетание «правительственные войска» все подхватили с такой страстью и радостью, что Лева, заглянувший в аудиторию на минутку во время перекура их группы, тоже чутьчуть испугался, хотя и продолжал внутренне торжествовавать свою маленькую победу над Ирой Суволгиной, над ее внезапно проснувшимся и непонятным ему взрослым страхом. Ему, конечно, тоже захотелось заорать: «Правительственные войска мы остановим вот здесь, на перекрестке, в узком месте!» – было в этом что-то очень красивое, как в имени Че Гевары, но все же была во всем этом и какая-то полная ненормальность. – Вы чего, военный переворот готовите, я не пойму? – сурово спросил он у Рабина. Тот отмахнулся: типа, иди вон, не мешай, а одна девочка завизжала на Леву с яростью настоящей революционерки: – Да, если понадобится, будет и переворот, и все что хотите! Главное – обеспечьте нас оружием, товарищ Левин! – Я не могу вас обеспечить оружием! Сейчас у партии нет денег! – отрезал он и выскочил в коридор, прохладный, нормальный, скучноватый коридор с портретами членов Политбюро и большим портретом Ушинского посредине. – Вот черт! – сказал Лева в полном восторге и тряхнул головой. – Вот черт! Он помчался к себе. Его группа занималась, пожалуй, самым важным – она писала прокламацию, типа воззвание. Именно от этой прокламации, как от искры, обязано было разгореться все остальное пламя, и тут каждое слово было на вес золота. Лева был очень доволен собой, потому что вовремя уловил импульс, исходящий от Иры (она же Надежда Крупская), и сразу сказал своим ребятам: – Слушайте, только давайте без политики. Абстрактно. Текст получился такой. «Братья и сестры! Товарищи! Нет сил больше терпеть угнетения и страдания, которые обрушиваются на рабочих и служащих от неправильной политики руководства страны. Настало время для решительных действий. Сплотим ряды и выступим на защиту своих интересов. Наша революция – мирная, бескровная и абсолютно законная. Наши требования (тут возникла дискуссия, но Лева быстро ее погасил, предложив такую мягкую и необидную формулировку): – новое общество без насилия; – широкие права учащимся; – выборы в парламент ежегодно; – долой власть бюрократии и плутократии». Ну и так далее в том же духе. Группа Костромина деловито и спокойно разрабатывала план захвата городских коммуникаций: электросеть, телевышка, зачем-то стадион, вокзалы, аэропорт, далее по списку… К Колбасиной Лева заглянуть уже не успел, пошел к Ире, там шла дискуссия на тему о том, стоит ли вообще поднимать волнения, не лучше ли сосредоточиться на позитивной работе: организовывать молодежные клубы по интересам, ввести в школах как обязательный предмет психологию и так далее. Ребята там сидели тихие и скучные, понимая, что происходит что-то не то. Лишь одна девочка все время поднимала руку и говорила: – Нас не поймут! Нужно выступить единым фронтом! Когда все снова собрались в большой аудитории, Лева вдруг вспомнил, что он провокатор, сделал самую гнусную рожу, на какую был способен и сказал: – Да! Но ведь мы забыли о самом главном нашем оружии! – О каком? – заволновался Саня Рабин. – О революционном терроре! Надо убить кого-то, чтобы общество всколыхнулось… Ира сидела ни жива ни мертва. – Какие есть предложения? – спросил Лева притихшую аудиторию. – В каком смысле? – спросил его кто-то. – Ну… кого будем убивать? – А кого ты предлагаешь? – спросил Рабин и вдруг поднес свечку на блюдце (она уже догорала) к его лицу. – Нет, я хочу услышать предложения наших товарищей по партии! – гордо воскликнул Лева. Наступило молчание. Медленно поднялась одна рука, вторая, третья. – Ребята! – вдруг сказала Ира дрожащим от волнения голосом. – Среди нас находится провокатор. Самый настоящий. Я его давно выследила. Эта информация совершенно проверенная. – Вот он! – крикнул Костромин басом. – Его-то мы и убьем! – Слушайте! – недовольно сказал Рабин. – Не надо превращать все в балаган. Это же не драмтеатр. И не телепостановка. |