Книга Хранительница врат, страница 47 – Мишель Цинк

— Уж пожалуйста, окажи мне такую честь, зови меня тетей. — Она вздыхает, голос ее окрашивает печаль. — Сколько времени прошло с тех пор, как я была просто Абигайль — дочерью, сестрой, тетей!

— Для меня вы всегда будете тетей Абигайль. — Наклонившись, я целую сухую морщинистую щеку, сама дивясь тому, как это женщина, которую я вижу впервые в жизни, может казаться такой родной и знакомой.

Цепочка выбивается из-за выреза моего платья, и тетя Абигайль, приподняв руку, касается еще горячего камня.

— Он у тебя… — Она отпускает камень, и он снова занимает место у меня на груди. — Хорошо.

— А что это? — Даже пред лицом тетиного недуга я не в силах сдержать любопытства.

— Glain nadredd.

Я не понимаю значения этих слов, однако с тетиных уст они слетают легко и привычно. Зато следующие ее слова звучат гораздо отчетливее.

— Гадючий камень. Но не просто камень. Мой.

Я невольно вскидываю руку к груди и обхватываю ладонью камень, точно тем самым могу заставить его раскрыть все тайны.

— А для чего он нужен?

Взгляд ее скользит к моему запястью и виднеющемуся из-под рукава медальону.

— Вот для чего. — Она снова ненадолго умолкает, видно, набираясь сил. — У всех Сестер Алтуса есть камень, пропитанный их магией. Сила камня зависит от силы его владелицы. Мой талисман защищал меня от зла, исцелял от недугов и придавал сил, когда они мне требовались. Теперь он будет защищать тебя от призрачного воинства, ведь ты носишь медальон Врат, и ближайшая твоя подруга пала под натиском Самуила. Однако могущество камня не вечно, и когда его сила — моя сила — исчезнет, тебе придется напитать его своей силой.

— А сколько он еще будет действовать?

— По крайней мере, пока ты не доберешься до страниц. Если нам повезет, то и еще немного. Я… — Она облизывает губы. Я спешу предложить ей воды, но она отказывается. — Все свои силы, дитя, я вложила в этот камень.

Сожаление кинжалом пронзает мою грудь. Теперь я понимаю, отчего тетя Абигайль так тяжко больна: она отдала все остатки своей силы мне через гадючий камень. Должно быть, она ведала о нарастающей мощи Элис, а быть может, и о Сонином предательстве тоже. Невыносимо спрашивать у нее, не я ли причина ее слабости. Невыносимо знать. В любом случае, сделанного не вернешь. Гораздо мудрее и милосерднее использовать с толком то немногое время, которое у нас осталось.

— Спасибо, тетя Абигайль. А если этого окажется недостаточно? Когда ваша сила покинет камень… вдруг я не смогу набрать достаточно сил, чтобы противостоять призрачному воинству, пока не исполню пророчество до конца?

Тетя Абигайль улыбается — слабо, едва заметно, но улыбается. В этой улыбке я вижу силу, что много десятилетий вела за собой Сестер.

— Ты сильнее, чем думаешь, дитя мое. Тебе хватит сил.

Слова ее пробуждают во мне воспоминания. На миг я словно перенеслась в то утро в Верчвуде, когда тетя Вирджиния вручила мне предсмертное письмо матери. «Ты сильнее, чем думаешь, родная», — сказала тогда она.

Тетя Абигайль на миг опускает веки, и тут же вновь открывает глаза. В ее взгляде светится решимость.

— Ты должна найти страницы.

Я киваю.

— Скажите мне, где они, и с их помощью я покончу с пророчеством.

Она крепче сжимает мою руку.

— Не могу… сказать…

Я качаю головой.

— Тетя Абигайль, ведь я именно для того сюда и приехала. Вы же сами пригласили меня сюда. Или вы запамятовали?

— Меня не память подводит, дитя мое.

Я все равно не понимаю.

Тетя Абигайль так слаба, что головы повернуть уже не может. Она медленно оглядывает комнату и понижает голос, так что я с трудом разбираю слова.

— В этом Святилище… слишком много ушей. Кто-то подслушает и попробует обратить то, что он узнал, ради блага Сестер. Кто-то — ради собственного своего блага.

Я поднимаю голову. У окна Сестра складывает простыню. Вторая Сестра куда-то ушла. Уна размалывает что-то пестиком в ступке, а потом растворяет порошок в воде. Димитрий все так же стоит, прислонившись к стене у входа.

Я снова поворачиваюсь к тете Абигайль.

— Как же я найду страницы, если вы не скажете, где искать?

Она вынимает руку из моей ладони, хватает меня за локоть и подтаскивает к себе, так что ухо мое оказывается рядом с ее сухими потрескавшимися губами.

— Ты уедешь послезавтра. Доверенный слуга твоего отца, Эдмунд, проводит тебя с острова до места первой встречи. Каждый отрезок пути тебя будет вести новый гид. Только Димитрий останется с тобой всю дорогу. Он уже давно служит мне, и я безгранично ему доверяю.

Взгляды наши встречаются, и мне мерещится в ее глазах горделивая искорка.

— Никто не будет знать твой маршрут. Каждый проводник отвечает только за маленький отрезок пути. Даже последний не будет знать, что его кусок — последний. Ему скажут, что это лишь одна остановка из многих…

Я выпрямляюсь, испытывая прилив любви к тете и гордости за нее. Даже больная, на смертном одре, она не утратила остроты разума. Вот только я уже не так доверчива, как прежде.

— А что, если кто-нибудь из проводников предаст нас или подпадет под влияние призрачного воинства?

— Проводников выбирали очень тщательно, но с твоей стороны мудро заранее рассматривать разные случайности, — хрипит тетя Абигайль. — Вот почему я скажу тебе и только тебе то, что ты должна знать.

Она жестом велит мне нагнуться ниже. Я повинуюсь.

— Еще ближе, милая. — Я почти прижимаюсь ухом к ее губам, и она шепчет одно-единственное слово: — Шартр.

Я озадаченно выпрямляюсь. Не сомневаюсь, расслышала-то я правильно — да вот только что это значит?

— Я не…

Она шепотом прерывает меня:

— У ног Хранительницы. Не дева, но сестра. — Взор ее блуждает по комнате. — Как переправишься через море, руководствуйся моими словами. Если придется вдруг продолжить путь одной, ты отыщешь дорогу.

Я повторяю про себя это единственное слово, наслаждаясь тем, как оно приятно звучит. Запоминаю странную фразу — она кажется мне смутно знакомой, хотя вряд ли кто-нибудь произносил ее при мне.

По другую сторону кровати появляется Уна. В руках у нее чаша с растворенным порошком. Уна печально улыбается.

— Леди Абигайль пора отдохнуть.

Я гляжу на сестру моей бабушки. Она уже крепко спит. Я наклоняюсь и целую горячий лоб.

— Сладких снов, тетя Абигайль.

Уна ставит чашу на столик возле кровати.

— Мои соболезнования, Лия. Я могу как-то облегчить твою скорбь?

Я качаю головой.