
Онлайн книга «Красным по черному»
Несколько мгновений они молча смотрели друг другу в глаза. Затем Белый чуть подался вперёд и тихо сказал: — Теперь слушай сюда… Уже через минуту Барон забыл и про сон, и про свой остывающий на кухне чифирь, и про давешнюю обиду. После того, что он услышал, у него отныне по гроб больше не было права делать Белому никаких предъяв. Даже самых малюсеньких. Даже мысленно! — Ты всё понял? — Вроде да. — Значит, сейчас пьёшь свой «нектар» и едешь прямо туда. Я выеду через час с Лосем и буду ждать тебя на хате. Привезёшь этого вилялу в перьях, проводишь ко мне, сам вернёшься в машину. [41] — А Лось? Белый достал сигарету, закурил и только потом ответил: — Лось отвезёт меня и — назад. Там он нам, само собой, не нужен. Ещё вопросы есть? — Нет, вроде. — Тогда — действуй! — Он небрежно взял со стола и перекинул Барону конверт. — Только смотри, артист, слова выучи! Барон забрал конверт, поднялся и направился к двери. Однако Белый снова окликнул его: — Скажи этой, — кивнул он на кофейный столик, — пусть зайдёт и унесёт всё. Уже через минуту, постучав, в кабинет впорхнула всё та же русалка. — Звали, Пётр Ильич? — Не исключено, — довольно мрачно ответил он, вставая. — Убери это. Девушка едва заметно улыбнулась и, наклонившись, стала составлять кофейник и чашки на поднос. Белый неспешно приблизился к ней сзади и, задрав юбку, грубо разорвал тонкий шнурок кокетливых трусиков. * * * Круглов с заметной обеспокоенностью погдядывал на своего начальника, остановившегося у окна вполоборота к нему. Пожалуй, ни разу ещё не доводилось ему видеть Кривошеина таким напряжённо-озабоченным и устало-удручённым. Люди выглядят так, когда им сообщают о тяжёлой болезни кого-то из родных, или на них самих обрушивается нежданный недуг, или когда они узнают о предательстве близкого человека. При этом натуры сильные и цельные — такие, как батя — превозмогают эту боль, с молчаливым достоинством переплавляя её в крови собственного сердца. Или просто умирают — если боль оказывается сильнее… — Что-нибудь случилось, товарищ генерал? Кривошеин лишь хмыкнул и, не отрывая глаз от окна, кивнул головой: — Сейчас каждый день что-нибудь случается… Немного помолчав, он обернулся к Круглову: — Ты тоже выглядишь неважнецки, сынок. Есть новости? — Новостей нет пока, но есть соображения. — Излагай. Я — на очереди. — Во-первых, что касается конкретного подтверждения выводов по… — он запнулся, — всей этой «чертовщине». Я направил капитана Свинцова с экспертом-криминалистом на квартиру Лобанова. — Да? И что они там будут искать? Олег ответил не сразу. Несколько мгновений он колебался, говорить ли бате о Саныче… — Трудно пока сказать, товарищ генерал. Я покопался в литературе, побеседовал со знающими людьми, — выкрутился он. — Если то, что удалось выяснить, подтвердится результатами экспертизы — оформлю всё документально. — Ну-ну, — неожиданно просто согласился Кривошеин и, тяжело вздохнув, вновь посмотрел на Круглова. — А во-вторых?.. — Во-вторых, — твёрдо ответил тот, — мне не нравится полковник Белов. Бросив прощальный взгляд на улицу, залитую солнцем, генерал зашторил окно, медленно подошёл к Олегу и, подняв на него чуть прищуренные глаза, негромко произнёс: — Вот, сынок! Мне тоже. На эту тему давай и порассуждаем, прежде чем вновь принимать его с распростёртыми объятиями, как вчера. — Он направился к холодильнику и достал бутылку нарзана. — Будешь? Круглов кивнул. Иван Фёдорович налил минералку в стаканы, один из которых протянул ему, и продолжил: — Кстати, он тебя уже разыскивал с утра пораньше. — Да, мы с ним встречаемся через два часа. На свежем воздухе. — Чем-то ты его сильно заинтересовал, если он не может дождаться шести часов. — Настолько сильно, что у него в наличии оказались номера всех моих телефонов, включая домашний и мобильный. Круглов решил пока умолчать о вчерашней слежке. — Даже так! Значит, он пришёл во всеоружии. Так… Давай — с начала и по порядку. Он мне позвонил накануне, отрекомендовался и сказал, что интересуется делом Лобанова, который якобы находился в разработке у них совместно с чекистами из Управления экономической контрразведки… — И это была ложь! Не более чем предлог, товарищ генерал, — не удержался Круглов, перебив своего начальника. — Будь в том нужда, они бы обратились к нам раньше за дополнительными сведениями. Да и что это за оперативная разработка, когда о смерти главного фигуранта узнают чуть ли не из средств массовой информации, а к нам и вовсе являются едва не накануне похорон?! И для чего? Выяснить подробности последнего полёта и падения несчастного самоубийцы, выкинувшегося из окна? Чушь какая-то! — Добавь к этому: является не оперативник, что было бы естественным в подобной ситуации, а начальник отдела, полковник — лично! Да, я бы не рискнул утверждать, что мы с тобой вчера оказались на высоте, сынок… Предлог, говоришь? И зачем ему это понадобилось? — А вы вспомните, товарищ генерал! Лобанов же его не интересовал нисколько, он только что не спал, пока я о нём докладывал. Думаю, Белов сам мог бы дополнить наши данные такими подробностями, которые нам и не снились. — Оживили его твои «откровения», насколько я помню. — Вот! Именно за этим он прибыл! И прокололся на этом! — То есть? — Интересуясь якобы Лбом, он привозит медицинское заключение на Монаха, сделанное ещё при жизни Лобанова! На самом деле ему нужно было знать, насколько мы в курсе всей ситуации в целом, то есть получить доступ к всеобъемлющей информации,а фактически взять под контроль проводимое нами расследование по Монаху! И тут я, должен сознаться, очень… посодействовал ему своими признаниями. — Не знаю, насколько тебя это успокоит, но я тоже хорош — со своей инициативой! Остаётся лишь вычислить, зачем ему потребовалось, чтобы мы с… этим деятелем встретились. Хорошо, если только «для полноты картины». — Что вы имеете в виду, товарищ генерал? Кривошеин ответил не сразу. Он прежде допил свой нарзан и, в суровой сосредоточенности поигрывая скулами, вернулся к окну. — У меня сложилось впечатление, — проговорил он наконец, трогая землю в горшке любимого мандарина, — что в больнице меня ждали… |