Онлайн книга «Дело Каллас»
|
Время торопит. Жить надо так, Как только можно. – Браво! – поздравил ее Эрнест, узнав отрывок из «Мещанина во дворянстве» Мольера, который Люлли переложил на песню. Затем, играя своим хвостом, он подхватил припев, обращаясь к обслуге: Скорее, скорее вино несите, Наливай, гарсон. Лейте, лейте, Пока оно льется. – Не знал, что у вас такой голос, – удивился Жан-Люк. – Вы могли бы сделать карьеру, дружище. Чокнемся за ваш талант. – Примите и мои поздравления! – воскликнула Эмма, поднимая свой кубок с шампанским. – Так сымпровизировать под музыку Беллини – это чудо! – В этот вечер мне все дозволено. Разве я не князь тьмы? – Сядем за стол? – предложила Иветта. – Свои места вы можете определить по карточкам, но я знаю их наизусть и рассажу вас. Айша – Лакме, миленькая, сюда. Справа от нее Уильям – Кастор; и речи быть не может, чтобы разлучить голубков! Слева от нее наш ковбой, шериф Бертран – Джек Рэнс; рядом с ним наша кормилица Агнесса, а за ней Роберт – Поллукс. Надеюсь, вы не будете разочарованы соседством с красавицей графиней, мой дорогой Жан-Люк – доктор Миракль. – Будь вы одеты пиковым тузом, я бы поморщился, но раз вы дама, я польщен! – с юмором парировал врач. – Какой прекрасный собеседник! Жаль, что я должна делить его с веселой вдовой Эммой, – продолжила новоиспеченная миллионерша, пока вымуштрованные лакеи манипулировали стульями, чтобы каждый мог удобно усесться в своем непривычном костюме. – Ну вот, остался только месье Лебраншю. О, тысячу извинений, я хотела сказать, его светлость Мефистофель! Вы будете верным рыцарем мадам Джонсон. Засуньте ваши вилы под стол. – С удовольствием, – поблагодарил критик, из рук которого, как по волшебству, исчезло оборонительное оружие. – Поосторожнее с ним, он большой любитель душ, – предупредил Эмму Джонсон доктор Отерив. – А пустое место осталось для бедняка? – спросил Мефистофель. – Я полагал, что такой обычай окончательно исчез. – Это чисто символически, – ответила Агнесса. – Когда-то так поступали в деревне мои дедушка и бабушка, вот я и подумала, если прилетит добрый ангел, наш долг оказать ему гостеприимство. – Потому-то его карточка пуста. Мы напишем его имя позднее, – уточнил шериф Бертран, подмигнув Биллу. – Начнем? – предложила «графиня» Иветта. – Жрать хочется. О, пардон, мои дорогие! Я хочу сказать, что проголодалась. Приятного аппетита, друзья! – Приятного аппетита! – хором пожелали уже немного захмелевшие гости и с наслаждением, весело набросились на королевское угощение. – М-м-м, как вкусно! – Попробуйте икры. В жизни не ел ничего вкуснее. – Немного хлеба, пожалуйста. Пиршество было в самом разгаре, когда вдруг в дверь трижды постучали. – Кто бы это мог быть? – поинтересовалась веселая вдова, очищая омара. – Должно быть, бедняк, пришедший потребовать ему положенное, – заметил Мефистофель. – Эй, лакеи, откройте этой неприкаянной душе, – высокопарно приказал шериф Бертран. Оркестр заиграл двусмысленное крещендо, когда на пороге показался призрак Каллас. Все замерли. Кто с устрицей в руке, кто – с лангустом или моллюском. Слуги расступились, пропуская странное видение. Пришелица подходила молча, медленно. Она бесшумно скользила по мозаичному полу. Ее болезненной бледности лицо внушало тревогу. – Браво! Вот это появление! – восхитился Мефистофель. – Не подкопаешься! Ни звука не прозвучало в ответ на его восторг, слышно было лишь легкое дыхание новопришедшей, которая, глядя прямо перед собой, без намека на улыбку направлялась к свободному стулу. Один из лакеев подбежал, чтобы помочь ей сесть. Негибкая, словно труп, она прислонилась к спинке своего стула, обитого кроваво-алым бархатом. Нервный смешок вырвался у «графини» Иветты, но нежданная гостья не слышала ее. Неожиданно из этого тела полился голос, похожий на тот, что звучал в музыке. И обе Каллас слились в одну, исполняя восхитительную фразу, которую поет Амина, героиня Беллини: Sempre uniti in una speme, Nella terra in cui viviamo Ciformiamo un del d'amor. [65] Высокая возвышенная нота, затерявшаяся в бесконечности; от ярко выраженного фортиссимо в финале заколебались тоненькие язычки свечей, а хор ликующе заканчивал оперу, отвечая ей: Unnocente, e a nol più cara, Bella più del tuo soffrir, Vieni al tempio eapie dell'ara Uncominci il tuo gioir. [66] Мефистофель побледнел. Растроганная Айша плакала. Сердца миссис Джонсон и Жан-Люка никогда еще не бились так сильно. Иветта же успокоилась. А Агнесса узнала этот голос. Но нет, такое невозможно – она мертва. Что за дурная трагедия разыгрывается здесь в эту ночь? И только Бертран, Уильям и Роберт, казалось, спокойно воспринимали присутствие фантома, сидевшего рядом с ними. Воцарилось холодное молчание. Пришло время открыть истину. Бертран важно встал. Подняв позолоченный кубок, он начал произносить тост: – Я ждал, когда мы все соберемся, чтобы от лица всех поблагодарить Иветту, проявившую инициативу и пригласившую нас сюда на этот вечер. Огромная благодарность и временной хозяйке этих мест, сумевшей предоставить в наше распоряжение чудесные, украшающие нас одежды. Он по-джентльменски повернулся сначала к Агнессе и похвалил ее платье кормилицы, затем – к Эмме Джонсон, чье черное платье веселой вдовы переливалось разноцветными блестками. Не забыл он и Айшу, очаровательную в воздушном платье Лакме, и окончил Иветтой, особенно отметив ее элегантность, достойную настоящей графини. Бывшая уборщица очень сконфузилась и покраснела. Но взгляд шерифа уже переместился на другую женщину. Он смотрел на призрак Марии, которая была такой нереальной, трогательной, такой совершенной в своей исступленной восторженности, не принадлежащей ни к одному из миров, но балансирующей на стыке двух вселенных в состоянии психоза. Не зная, как рассеять овладевшую всеми неловкость, некоторые, подражая инспектору, подняли свои кубки, уцепившись за этот привычный жест, словно за брошенный им спасательный круг. Они отпили шампанского и натянуто улыбнулись, будто давая понять, что знают, как к этому отнестись. Однако были и такие, кто не переставал задавать себе вопросы. Шериф выдержал паузу, обвел глазами своих слушателей и торжественно продолжил: – Настал момент пролить свет на ужасные драмы, которые тем не менее позволили нам узнать, что такое прочная дружба. Итак, я попытаюсь объяснить вам, как с помощью инспектора Джонсона и невольного участия некоторых из вас мне удалось прийти к кое-каким выводам. Вернемся, если вам угодно, к 29 сентября 1986 года, дате премьеры «Троянцев» в Парижской опере. Все началось именно в тот вечер, в нескольких метрах отсюда. |