Книга Сети любви, страница 52 – Мэри Бэлоу

– А теперь разве они вами не гордятся? – Дженнифер нервически поиграла ложкой. Лучше бы он сидел где-нибудь в другом месте.

– О да. – Голос его был холоден. – Я их израненный герой.

– Почему на вас такая большая повязка? – спросила она и вспыхнула, сообразив, как бестактен ее вопрос.

– Мое лицо – не очень приятное зрелище.

– Разве раны до сих пор не зажили?

– Зажили, насколько вообще это возможно.

– А не лучше ли было бы носить маленькую повязку на глазу? – спросила она, решив быть откровенной. – Солнце и воздух помогли бы сгладиться шрамам. А большая повязка гораздо больше бросается в глаза, чем даже шрамы. Простите, но я бы не советовала вам ее носить.

– Это вы бы не советовали, – проговорил он так тихо, что она не была уверена, правильно ли расслышала его слова. Все время, пока они оставались в кондитерской, ей было не по себе.

* * *

– Итак, насколько я понимаю, Пенворт вас не пощадил? – сочувственно спросил у нее лорд Иден, когда они сели в коляску.

– Увы, получила по заслугам, – ответила девушка. – Не стоило задавать ему личных вопросов. Раны на теле у него зажили. А вот другие, куда более глубокие, еще даже не начали затягиваться.

– Как он будет жить теперь? – Уолтер недоуменно пожал плечами. – Одна нога. Один глаз. Ух! Я, наверное, предпочел бы умереть.

– Какой вздор! – воскликнула Дженнифер, снова вспыхнув от своей резкости. – Между прочим, в жизни очень многое можно сделать без ноги и без глаза. Очень горько за лейтенанта Пенворта, ведь он был всегда так подвижен, полон внутреннего огня. Жаль, что он стал таким жестким и циничным. Впрочем, беда случилась с ним всего три месяца назад. Но вот если бы и через несколько лет он продолжал оплакивать свою потерю и дуться на жизнь – тогда я бы рассердилась на него. Это грустно вдвойне.

– Вы, наверное, правы, мисс Симпсон, – согласился Уолтер. – Но Боже мой, как же можно примириться с потерей ноги и не сетовать на судьбу! Нельзя ездить верхом. Нельзя заниматься спортом. Не могу себе представить такое.

– Бедняга, – грустно заметила Анна. Дженнифер видела, что лорд Иден ей улыбается.

* * *

К вечеру Эллен отправилась к графу Хэрроуби, не взяв с собой никого, и, приподняв медный дверной молоток, висевший на огромных двустворчатых дверях его дома, подумала, что, пожалуй, нарушает правила приличия. И улыбнулась этой мысли. То был ее дом целых пятнадцать лет. Этот человек был ей отцом.

Он снова пил; она поняла это, как только он торопливо спустился вниз ей навстречу, не ожидая, пока дворецкий проводит ее в гостиную.

– Я бы и капли не взял в рот, Элли, будь точно уверен, что вы придете, – сказал он, улыбаясь и протягивая ей руку. – Я думал, вы не придете, немного поразмыслив.

– Но я пришла, – отозвалась она, оглядывая гостиную и отмечая, что в ней ничего не изменилось с тех пор, как она последний раз была здесь, разве что ковер выглядел более потертым, а занавеси на окнах – выцветшими.

– Я никого больше не пригласил, – сказал он. – Надеюсь, вы не возражаете. Мы будем вдвоем – вы и я, Элли. И потом… – он улыбнулся с извиняющимся видом, – весьма немногие леди примут нынче приглашение графа Хэрроуби. Вы знаете… меня ведь не считают респектабельным человеком.

– Вот как? – На его лице и фигуре явственно проступили приметы его образа жизни. Они молчали, потому что экономка – Эллен не знала ее, как и нового дворецкого, – принесла поднос с чаем.

– Я налью чаю? – в смущении обратилась она к тому, кого всегда называла отцом.

– Если бы вы не ушли от меня, – сказал он, протягивая руку и указывая, что она должна сесть рядом с подносом, – я не стал бы такой развалиной, которую вы видите перед собой. Я любил вас, дитя мое. Вам не надо было уходить.

– Вы ведь запили не сразу после моего ухода, – возразила она, подавая ему чашку с чаем. – Будьте же честны с самим собой. А мне ни к чему нести на своих плечах тяжесть вины за вашу слабость.

Он улыбнулся почти по-мальчишески.

– Вы совершенно правы, – сказал он. – Но вы всегда были ко мне добры, Элли. И всегда называли вещи своими именами. Всегда прогоняли меня, когда я был под хмельком. Помните?

Он засмеялся.

– Иногда – не часто, признаюсь, – я соблюдал трезвость только для того, чтобы прийти в детскую либо в классную комнату и повидать вас. А потом уже напивался. Но в те дни не очень сильно, дитя мое. Не так сильно. Возьмите печенье.

Они посмотрели друг на друга.

– Вы всегда были для меня святым Георгием, – проговорила она, – который может защитить меня от драконов.

– Вот как, Элли? А он был к вам добр?

Она поняла, что говорит он не о Чарли.

– Да, – ответила она, – он был ко мне добр.

– Но драконов не убивал? – Он снова по-мальчишески улыбнулся.

– Я стала старше, – ответила она. – Я поняла, что не бывает людей непогрешимых. Даже среди отцов.

– Расскажите мне о вашей жизни, – попросил он. – Мне кажется, Элли, будто бы вы умерли и воскресли из мертвых.

Она рассказала ему об Испании и о Бельгии. Рассказала о Чарли и о Дженнифер, о своих друзьях. Она спохватилась, когда кончила описывать свою встречу с сэром Джаспером Симпсоном, – говорить так долго! Но он слушал ее с интересом, не спуская глаз.

– Вам следовало обратиться за помощью ко мне, Элли, – сказал он, – а не к нему. Вам кажется, что он в большей степени ваш отец, чем я?

– Он дед Дженнифер, – возразила она. – И встреча с ним была очень важна, папа. – Она крепко закусила губу и закрыла глаза, произнеся это слово.

– А может статься, – сказал он, – может статься, что именно я ваш отец, Элли.

Она покачала головой, не отводя глаз от серебряного молочника, стоящего на подносе, – такого знакомого молочника.

Он встал и потянул шнурок со звонком, прося унести поднос. Когда лакей вышел, он подошел к Эллен и сел рядом с ней.

– Не уходите, – сказал он, беря ее за руку. – Посидите и поговорите со мной еще немного, Элли.

Она посмотрела на его руку; ее Эллен узнала бы из сотни других – с тупыми пальцами в темных волосках и ногтями, в ширину большими, чем в длину. Руки, которые держали ее, когда она была малым ребенком; руки, за которые она хваталась, когда училась ходить, хотя толком уже не помнила, где и когда все это происходило.

– Что вы хотели этим сказать? – вскинула она на него потрясенный взгляд.

Он посмотрел на нее глазами с красными прожилками из-под нависших век.

– Мы с вашей матерью, – сказал он, – ссорясь, старались ранить друг друга словами как можно больнее, пусть даже в наших словах не было правды. Я думаю, вы моя дочь, Элли.