Книга Парикмахер, страница 33 – Христиан Шюнеманн

- Совсем как мать. Всегда и во всем радикальный.

Это было несколько часов назад.

- Расскажи мне про твой последний вечер с Александрой, - попросила Клаудия. - О чем вы с ней говорили?

Я хотел подлить ей шампанского, но она накрыла бокал ладонью.

- Она сетовала на Холгера, - сказал я, - рассказывала про Кая, про работу, про какой-то конкурс или что-то в этом роде среди ваших читательниц. Жутко нервничала. Собственно, как всегда.

- Про меня она тоже что-нибудь говорила?

- Кажется, нет. Она все бредила новым бойфрендом.

Клаудия не отрывала глаз от маленьких пузырьков, всплывавших на поверхность в ее бокале. Казалось, она вот-вот разрыдается. Я поскорей продолжил свой рассказ.

- У Александры на пятках были огромные водяные мозоли. Она что, начала бегать? Вероятно, ради Кая? Или ради фигуры?

Теперь Клаудия улыбнулась.

- Я знаю, отчего у нее такие мозоли. Туфельки из Венеции. Мы вместе покупали.

- Ах, так.

- Был день рождения, последний, который мы вместе отмечали. Ей исполнилось тридцать семь. Мы с ней шли от Сан-Марко, и знаешь, кого увидели на катерке у Академии? Комиссара Брунетти, представляешь? Мы с ней сразу же поняли, что это он. Точно таким мы его и представляли. Стали его преследовать, незаметно, разумеется, и в одной боковой улочке на витрине лежали эти самые туфли. Они оказались впору нам обеим. Я сказала - бери их ты, а Александра - нет, бери ты. Тем временем Брунетти куда-то скрылся.

На поверхность всплывали новые и новые забавные случаи, словно углекислота в напитке, который пьянил нас и провоцировал на смех. Хотя Клаудия едва притронулась к своему бокалу.

Часом позже я закрыл салон и помахал рукой старику Хофману - тот опять сидел на другой стороне улицы у входа в кино. Клаудия взяла меня под руку, как когда-то Александра. В этот момент я увидел темно-зеленый «БМВ» с берлинским номером, аккуратный промежуток между ним и бордюрным камнем. Что забыл Холгер Каспари здесь, в Глоккенбахском квартале? Может, он сидел вон там, в ресторане «Суши и соул»? Нет, его серебристо-серого ежика нигде не заметно. Я уменьшил шаг, подлаживаясь под Клаудию. Что мне Холгер?

Мы проголодались и хотели где-нибудь поесть. Возле «Оранга-бара» стоял его хозяин. Он помахал мне рукой и показал на свободный столик на тротуаре. Клаудия выбрала макароны с инжиром и изюмом, я заказал стейк и зажег фонарь на столике. Клаудия достала сигарету - коричневую с золотым фильтром. Александра иногда тоже курила такие.

- Следующий учебный год Кай начнет уже в Берлине, - сообщила она.

- Решено? - Я поднес ей зажигалку.

Клаудия затянулась, но тут же погасила сигарету.

- Почему-то они у меня не идут.

- Я считаю переезд Кая слишком поспешным шагом, - заявил я.

- Важно, чтобы мальчик занялся теперь делом, а не бил баклуши с этой самой Антье. В конце концов, он ведь пока несовершеннолетний.

Бедный Кай! Скоро он окажется в чужом городе, со строгим воспитателем - Холгером. Антье, первая любовь, останется в Мюнхене.

- Ты ведь еще недавно говорила по-другому, - возразил я.

- Томас, я не могу взять на себя ответственность за мальчика. Не могу заменить ему мать. Мне и так с ним тяжело. Он постоянно торчит у меня, выспрашивает про Александру, про нашу дружбу, наше прошлое. В Берлине он будет под присмотром, с отцом и той женщиной.

- С какой еще женщиной?

- Подругой Холгера.

- И она, значит, заменит ему мать? Как все легко и быстро!

- Да, - отозвалась Клаудия, - все происходит быстро. На фото эта женщина выглядит достаточно мило.

- Это она устроила Холгеру алиби?

- Что еще за алиби?

- Его алиби. Ведь не исключено, что Холгер приехал в Мюнхен за день до убийства.

Клаудия постелила на колени салфетку.

- Правда? - Она сидела совершенно прямо.

- Та женщина сообщила криминальной полиции, будто в момент убийства Холгер находился в Берлине. Но его автомобиль был в Мюнхене - вероятно, все это время. Но почему ему понадобилось ставить машину на парковку тут, а самому быть в Берлине?

- Возможно, Холгеру действительно нельзя верить. И я все делаю неправильно. - Клаудия нервно засмеялась. - Забавно уже то, что он расспрашивает меня обо всем. И о тебе тоже. Он ревнует к тебе сына, потому что мальчик доверяет тебе, постороннему человеку, а не ему, родному отцу. Ревнует ко мне, ведь я для Кая почти подружка. Холгер хочет разрушить все мосты, связывающие Кая с Мюнхеном и его прошлой жизнью.

- Возможно, это лучшее, что он может сделать, - согласился я, крутя в пальцах зажигалку. - Как ты думаешь, Холгер знает, кто оказался последней добычей Александры, кто попался ей на удочку? Кто ее последний любовник?

Клаудия передернула плечами.

- У меня есть кое-какие предположения. Что ты скажешь про вашего редакционного фаворита - Клеменса Зандера? Может, это с ним она занималась любовью перед смертью?

- Александра и Клеменс… - Клаудия смотрела куда-то сквозь меня. - Вот это штука! Вообще-то, я и сама могла бы додуматься до этого. - Клаудия засмеялась. Люди за соседними столиками повернулись к нам.

- Что тут смешного? - спросил я.

- Извини! - Она все никак не могла успокоиться. - Ох, этот Клеменс! - воскликнула она. - В самом деле, никого не пропустит, прямо хоть застрелись! Теперь и Александру! Как это получается? Как он это делает? Вероятно, потребность у него такая. Томас, пожалуйста, скажи мне одну вещь: правда ли, что мужчины с большим носом… то есть… правда ли, что у мужчин с большим носом и хвост тоже большой? Ну, скажи. Правда? - Она смеялась, а ее плечи ходили ходуном, поднимались и опускались, словно кто-то дергал за невидимые нитки. Внезапно она посерьезнела. - Что она тебе все-таки рассказывала? Как ты думаешь, у нее было все серьезно с Клеменсом? Сама я не говорила с ней об этом.

Вечер обещал затянуться.

Потом мы приземлились в «Морице». Клаудия заказала коктейль из фруктовых соков, я порцию «Олд фэшнд». Мы наблюдали за работой бармена. Свен действовал ловко и внимательно. Сахар и вода, чуточку апельсинового «оранженбиттер», кубик льда, все остальное наполняется бурбоном, потом ломтик лимона. Я всегда мечтал стать еще и барменом: слушать, смешивать напитки, выработать чувство меры и пропорций.

Клаудия сунула палец в мой стакан и облизала его.

- У этой штуки в самом деле старомодный вкус, - заметила она. - Как у ревности.

- Почему ты заговорила об этом?

- Из-за Александры. Ведь все могло сложиться совсем иначе.

- Как же?

- Ева часто засиживается до поздней ночи в редакции, причем как раз в последнее время. Потом она ходит, заглядывает во все комнаты. А на следующий день заявляет: «Прошу вас, дорогие дамы, навести порядок в ваших кабинетах. Редакция превратилась в настоящий свинарник».