Книга Скиталец, страница 20 – Бернард Корнуэлл

— Ты можешь прибавить шагу? — проворчал он по-французски.

— Могу, конечно. Так же, как ты можешь обойтись без этой битвы.

Отец Хобб, который вел лошадь, даже не разумея ни слова, по тону понял, о чем речь. Он вздохнул, за что Элеонора наградила священника сердитым взглядом.

— Тебе нет надобности лезть в эту драку, — продолжила она.

— Я лучник, — упрямо сказал Томас, — а там, наверху, враг.

— Твой король послал тебя искать Грааль! — не унималась девушка. — И ты должен его найти, а не сложить здесь голову, бросив меня одну. Меня и ребенка! Что мы будем делать одни здесь, в Англии?

— Я вовсе не собираюсь сегодня погибать, — язвительно заявил Томас.

— А ты что, сам выбираешь час своей смерти? — еще более язвительно откликнулась Элеонора. — Он тебе известен? Ну не иначе тебе сам Господь Бог сообщил!

Томаса эта неожиданная вспышка застала врасплох, ибо Элеонора была сильной девушкой, не склонной к капризам и перепадам настроения. Однако сейчас она была расстроена до слез.

— Эти люди, — сказал Томас, — Пугало и Попрошайка, они и пальцем тебя не тронут. Я буду рядом.

— Да не в них дело! — простонала его подруга. — Прошлой ночью мне приснился сон.

Томас положил ей на плечи могучие, налившиеся силой от постоянного натягивания тугой тетивы руки.

— Прошлой ночью мне тоже приснился Грааль, — сказал он, хотя это была и не совсем правда. Юноше не приснился Грааль, скорее, он проснулся от видения, которое оказалось обманом, но нельзя же было признаться в этом Элеоноре. — Он был прекрасен и светился, как чаша, наполненная золотым огнем.

— А в моем сне, — промолвила Элеонора, подняв на него взгляд, — ты был покойником. Черным, раздувшимся мертвецом.

— Что она говорит? — спросил отец Хобб.

— Ей приснился плохой сон, — сказал Томас по-английски, — кошмарный сон.

— Ночные кошмары нам посылает дьявол, — заявил священник. — Это хорошо известно. Скажи ей.

Томас перевел это Элеоноре, а потом погладил выбившуюся на лбу прядь золотистых волос и засунул ее под вязаную шапочку. Он любил это лицо — искреннее, серьезное, малость похожее на кошачью мордочку, но с большими глазами и выразительным ртом.

— Это был просто кошмар, — заверил Томас девушку, — un cauchemar.

— Пугало, — сказала Элеонора с дрожью, — Пугало был в этом cauchemar.

Томас покрепче обнял подругу и пообещал:

— Он и близко к тебе не подойдет.

До его слуха доносилась какая-то странная отдаленная декламация, но эти звуки мало походили на торжественные молитвы монахов. То было глумливое, настойчивое бормотание, тяжкое, как барабанный бой, и такое же ритмичное.

Слов не разобрать, но в этом и не было надобности.

— Враги ждут нас, — сказал Томас Элеоноре.

— Мне они не враги, — пылко возразила она.

— Если шотландцы ворвутся в Дарем, то разбирать не станут, — заверил ее Томас. — Они обойдутся с тобой как и со всеми прочими: откуда им знать, что ты не считаешь их врагами?

— Все ненавидят англичан. Ты замечал? Французы ненавидят вас. И бретонцы, и шотландцы тоже, все до единого в христианском мире ненавидят вас! А почему? Да потому, что вы больше всего на свете любите воевать. Готовы драться с кем угодно, когда угодно, неважно за что! Это чистая правда. Все знают, каковы англичане. А ты? Сегодня не твой бой, ты не обязан сражаться, но лезешь в эту драку, потому что тебе не терпится оказаться там, где убивают.

Томас не знал, что ответить, ибо в словах Элеоноры была правда. Он пожал плечами и поднял тяжелый лук.

— Я сражаюсь за моего короля, а там, на холме, армия врагов. Они численно превосходят нас. Ты знаешь, что случится, если они войдут в Дарем?

— Знаю, — уверенно сказала Элеонора, и она действительно знала это, ибо была в Кане, когда английские лучники, ослушавшись своего короля, хлынули по мосту и опустошили город.

— Если мы не сразимся с ними и не остановим англичан, то их всадники всех нас поубивают. Одного за другим.

— Ты обещал жениться на мне, — заявила Элеонора, заплакав снова. — Я не хочу, чтобы мой ребенок остался без отца. Я не хочу, чтобы он стал незаконнорожденным.

— Клянусь, мы с тобой поженимся. Вот кончится битва, отправимся в Дарем и обвенчаемся. В соборе, хочешь? — Он улыбнулся ей. — Решено, в соборе.

Столь искреннее обещание порадовало Элеонору, но она не собиралась этим удовлетвориться.

— Надо пойти в собор прямо сейчас, — решительно заявила девушка. — Там мы будем в безопасности. Мы должны помолиться у высокого алтаря.

— Вот и отправляйся в город, — отозвался Томас. — Предоставь мне сразиться за моего короля, а сама отправляйся в город. Вместе с отцом Хоббом. Найдите старого монаха, поговорите с ним, а потом ступайте в собор и подождите меня там.

Он отстегнул один из седельных вьюков, извлек оттуда кольчугу и натянул через голову. Кожаная подкладка была на ощупь задубевшей, холодной и отдавала затхлостью. Пропустив руки в рукава, Томас опоясался мечом и снова обратился к Элеоноре:

— Отправляйся в город и поговори с монахом.

Девушка плакала.

— Ты погибнешь, — твердила она. — Я видела тебя во сне мертвым! Мертвым!

— Я не могу пойти в город, когда все вокруг сражаются, — возразил отец Хобб.

— Ты священник, а не солдат! — рявкнул юноша. — Отведи Элеонору в Дарем. Найди там Хью Коллимура и поговори с ним.

Томасу показалось подозрительным настойчивое желание приора отсрочить его встречу со старым монахом. Надо послать к старику отца Хобба, пока прелат его не опередил.

— Вы оба, — настойчиво потребовал Томас, — поговорите с братом Коллимуром. О чем его спросить, вам известно. А я встречусь с вами в соборе сегодня вечером.

Он взял свой салад с широкими скошенными полями, предохранявшими от ударов клинка, надел его и застегнул под подбородком ремень. Томас сердился на Элеонору прежде всего потому, что чувствовал ее правоту: предстоящая битва не касалась его напрямую. Если, конечно, забыть о том, что война была его ремеслом, а Англия — его родиной.

— Я не погибну, — упрямо бросил он девушке. — Сегодня вечером ты меня увидишь.

И передал поводья лошади отцу Хоббу.

— Пугало не рискнет вести себя неподобающе в стенах обители или в соборе.

Томасу хотелось поцеловать Элеонору на прощание, но она была сердита на него, а он — на нее, и потому юноша молча взял свой лук и мешок со стрелами и ушел. Девушка тоже ничего не сказала ему: как и Томас, она была слишком горда, чтобы уступить. Однако Элеонора не сомневалась в своей правоте. Томасу не следовало ввязываться в предстоящую битву, ибо его послали не воевать, а искать Грааль. Отец Хобб, угодивший между двумя упрямцами, как меж молотом и наковальней, предпочитал помалкивать, но приметил, что Элеонора не раз оборачивалась, очевидно в надежде поймать взгляд обернувшегося Томаса. Увы, она увидела лишь спину возлюбленного, поднимавшегося по тропе с луком через плечо.