Книга Еретик, страница 36 – Бернард Корнуэлл

— Покинешь меня? — удивился Томас.

— Я, конечно, вернусь к нему, — сказал Робби, — как-нибудь потом.

— Как-нибудь? — с подозрением переспросил Томас.

Робби был пленником, и его долг, если он не находился с Томасом, состоял в том, чтобы вернуться в северную Англию, к лорду Аутуэйту, и ждать там, когда будет выплачен его выкуп.

— Мне нужно кое-что сделать, чтобы очистить душу.

— А! — только и смог сказать Томас, теперь и сам смущенный.

Он бросил взгляд на серебряное распятие на груди друга.

Робби следил глазами за канюком, кружившим внизу над невысоким холмом, высматривая в угасающем свете мелкую добычу.

— Я ведь к религии всегда относится так себе, — негромко промолвил он. — Впрочем, как и все мужчины в нашей семье. Женщины, конечно, другое дело, а вот мужчины — нет. Мы, Дугласы, неплохие солдаты и плохие христиане.

Он в смущении умолк, потом кинул быстрый взгляд на Томаса.

— Ты помнишь священника, которого мы убили в Бретани?

— Конечно помню, — сказал Томас.

Бернар де Тайлебур был тот самый священник, доминиканский монах и инквизитор, который пытал Томаса. Этот священник также помог Ги Вексию убить брата Робби, и Томас с Робби зарубили его перед алтарем.

— Я хотел убить его, — сказал Робби.

— Ты сказал, — напомнил ему Томас, — что нет такого греха, который не может отпустить какой-нибудь священник, а это, как я полагаю, включает и убийство священников.

— Я ошибался, — сказал Робби. — Он был священником, мы не должны были его убивать.

— Ублюдок он был, дерьмо чертово! — мстительно возразил Томас.

— Он был человеком, которому нужно было то же, что хотел получить ты, — сказал Робби. — Ради этого он убивал, но мы, Томас, поступаем точно так же.

Томас осенил себя крестным знамением.

— Ты о моей душе печешься, — спросил он язвительно, — или о своей?

— Я разговаривал с аббатом в Астараке, — сказал Робби, не отвечая на вопрос Томаса, — и рассказал ему о том доминиканце. Он сказал, что я совершил ужасную вещь и что теперь мое имя в списке дьявола.

Робби и впрямь покаялся аббату именно в этом грехе, а мудрый Планшар хоть и догадывался, что молодого шотландца мучает что-то другое, скорее всего нищенствующая еретичка, поймал его на слове и не преминул наложить на него епитимью.

— Он велел мне совершить паломничество, — продолжил Робби. — Сказал, что я должен отправиться в Болонью и помолиться у гробницы благословенного Доминика, а уж там святой Доминик даст знак, прощает ли он мне это убийство.

Томас после своего предыдущего разговора с сэром Гийомом уже решил, что лучше всего отослать Робби подальше, отпустить на все четыре стороны, поэтому то, что предлагал шотландец, пришлось очень кстати. Однако он сделал вид, что соглашается неохотно.

— Может, хоть на зиму задержишься?

— Нет, — стоял на своем Робби. — Я буду проклят, Томас, если не заслужу прощения.

Томас вспомнил смерть доминиканца, огонь, мелькавший по стенам палатки, два меча, рубящих и колющих корчившегося в смертных судорогах, истекающего кровью монаха.

— Тогда выходит, что и я проклят, а?

— Твоя душа — твоя забота, — ответил Робби. — Не мне давать тебе советы, как поступить. Зато как поступить мне, я знаю от аббата.

— Ладно, иди в Болонью, — сказал Томас, скрывая облегчение.

То, что Робби сам решил уйти, было лучшим выходом из сложившейся ситуации.

Чтобы разузнать дорогу в Болонью, потребовалось два дня, но после разговора с бывалым пилигримом, который пришел поклониться гробнице Святого Сардоса в верхней церкви, они решили, что Робби нужно вернуться в Астарак и оттуда направиться на юг. В Сент-Годане начинается оживленный торговый тракт. Купцы, предпочитающие путешествовать не в одиночку, будут рады принять в свою компанию молодого, крепкого воина, который может пригодиться для защиты каравана. «Из Сент-Годана, — сказал паломник, — тебе предстоит двинуться на север, в Тулузу. Обязательно помолись у усыпальницы Святого Сернена, чтобы он тебя защитил. В той церкви хранится одна из плетей, коими бичевали нашего Господа, и за должную плату тебе позволят ее коснуться. После этого тебя уже никогда не поразит слепота. Дальше твой путь будет лежать в Авиньон. Тамошние дороги хорошо патрулируются, так что ты будешь в безопасности. В Авиньоне получи благословение Его Святейшества и расспроси кого-нибудь, как добраться до Болоньи».

Опаснее всего была первая часть пути, и Томас, чтобы на Робби не напали коредоры, обещал проводить его до дальних окрестностей Астарака. Кроме того, из стоявшего в холле большого сундука он выдал ему кошель с монетами.

— Тут больше денег, чем причитается на твою долю, — сказал ему Томас.

— Тут слишком много, — попытался возразить Робби, взвесив мешочек с золотом в ладони.

— Бог с тобой, парень, тебе придется платить в тавернах. Бери что дают. Только смотри не продуй все деньги в кости.

— Не продую, — твердо пообещал Робби. — Я дал аббату Планшару слово бросить азартные игры, и он взял с меня в этом клятву. В монастырской церкви.

— И зажег свечку, я надеюсь? — спросил Томас.

— Целых три, — ответил Робби и сотворил крестное знамение. — Я должен забыть обо всех грешных утехах, пока не помолюсь святому Доминику. Так сказал Планшар. — Он помолчал, а потом печально улыбнулся. — Прости, Томас.

— Простить? За что?

Робби пожал плечами.

— Я был тебе не самым лучшим товарищем.

Он снова смутился и больше ничего не сказал, но в тот вечер, когда все собрались в зале, чтобы попрощаться с Робби, шотландец очень старался держаться с Женевьевой как можно вежливее. Он отдал ей со своего блюда самый сочный кусок баранины, уговорив девушку принять угощение. Сэр Гийом от удивления выпучил единственный глаз. Женевьева рассыпалась в учтивых благодарностях.

А наутро, борясь с порывами холодного северного ветра, они выехали провожать Робби.

* * *

Граф Бера побывал в Астараке лишь однажды, да и то много лет тому назад, и, увидев эту деревушку снова, он едва узнал ее. Она всегда была маленькой, грязной, вонючей и бедной, но теперь оказалась еще и разоренной. Почти все соломенные крыши сгорели, от домов остались закопченные каменные стены. Домашний скот и птицу селян захватчики забили, оставив в память об этом лужи крови, кости, перья и потроха. В момент прибытия графа три цистерцианских монаха раздавали погорельцам еду, доставленную из обители на ручной тележке, но при виде сеньора многие оборванные крестьяне окружили его, пали на колени и протянули руки, прося подаяния.

— Кто это сделал? — властно спросил граф.

— Англичане, монсеньор, — ответил один из монахов. — Они побывали здесь вчера.