
Онлайн книга «Лжедмитрий Второй, настоящий»
– Да. – Слушай дальше. Ему привозят книги, карты, дорогие игрушки. Его обучают языкам, хорошим манерам, владению шпагой, верховой езде и прочим царским умениям. Да? – Да. – Он держится дерзко, высокомерно. Повелевает даже своими учителями. Упоминает нужные и ненужные имена без всякого к ним уважения. Да? – Да. – Завтра, послезавтра, через день вся дворня узна#ет, что это за соколенок. Что после этого последует? – Донос, – сказал учитель. – Донос, да не один, – подтвердил Афанасий. – Сотскому, приставам, посошникам, да любому заезжему человеку. О чем? О том, что здесь, в имении Нагих под Грязовцом, в лесах у озера Никольского готовится претендент на престол. Кем готовится? Нагими – лютыми врагами Годунова. Затея эта опасна даже для царя Федора, а уж тем более для Богдана Бельского, для Шуйских, Щелкаловых, Клешниных. Для всех тех, кто сослал царевича в Углич и занял властные места. Верно? Влах кивнул головой. – И то, чем ты сейчас киваешь, через неделю будет на плахе. Согласен? Влах был вынужден согласиться. Сразу, без малейшего размышления. Все было изложено Афанасием в хорошо продуманных формулировках с высокой разрешающей способностью. – А так? – спросил Симеон. – А так? – переспросил Нагой. – Так все очень просто. Живет в имении мальчик, мой незаконный сын. Рыжеватый, бородавка у него, как у всех Нагих. Не царский он вовсе. Совсем неопасный ребенок. Понятно? – Понятно. – Воспитывай его, обучай, готовь на царский престол. Вбивай ему в башку свои латинянские идеи. Думаешь, я о них не знаю? И когда он будет готов, когда увидит Европу, побывает в замках богатых людей, открывай ему постепенно тайну. Что он не просто сельский подросток из села Пишалина, а великий сын грозного царя Ивана. Законный наследник московского престола. Ясно? – Да. – Пока ты здесь с ним занимаешься, никакие царские собаки к тебе не придерутся. Хоть самого Малюту Скуратова присылай, родственничка правителя нашего. Верно? – Верно, – согласился влах. – И знаешь, как его зовут на самом деле? – спросил Нагой. – Дмитрий? – догадался Симеон. – Точно! Прошла некоторая довольно долгая пауза. – А царевич? – Что царевич? Где он? – Да. – Нет его. Считай, что он умер. Он сейчас уже не важен. Ничего себе претендент на престол, в девять лет совершивший первое убийство! Его надо держать вдалеке от людей и то только на всякий неудачный случай. Появлять его прилюдно никак нельзя. Это вообше смерть для нас. Для всех Нагих. – Почему? – удивился учитель. – Одно дело, когда за убитого царевича поубивали полгорода царевых Годуновых людей. Тогда нас еще можно простить. Но если пол-Углича убито за-ради дворового мальчика… За это сразу на плаху. – И все же где он? – Далеко. Думаю, что уже дальше годуновских когтей. – Я вижу, ваш род не очень чествует Годуновых. – Точно, не очень. Это старинная вражда. Кажется, все было решено, и этот странный союз состоялся. Вторая подмена была одобрена Симеоном. – Стой! – вдруг сказал он. – А крест? Царский крест! – Ты прав! – согласился Афанасий. – Как же это я упустил. Крест, пожалуй, главный документ в этом деле. Крест этот знаменитый. Его крестный отец Иван Федорович Мстиславский через царскую казну в Греции заказывал. Крест необходимо вернуть. Не беспокойся, я за этим прослежу. * * * – Я вижу, Борис, что ты не очень жалуешь Нагих, – сказал царь Федор Борису Годунову, когда тот зачитывал ему приказы о наказании угличских людей. – Верно, государь, не жалую. – А почему? – Много причин для этого есть. Вспомни хотя бы, государь, тот случай, когда отец твой Грозный сына своего Ивана посохом прибил. Помнишь? – Помню, Борис. – Ведь я тогда вмешался. Хотел брата твоего от государя защитить. Этим же посохом мне крепко досталось. Царь Иван и меня тогда убивал. Я две недели потом пролежал в постели и от побоев, и от огорчения. А старший Нагой – Федор, тесть царский, тогда на меня наговор сделал, что я, мол, нарочно лежу, чтобы царскую жалость к себе вызвать. – И что же было? – спросил Федор. – А то и было. Приехал царь Иван мои фальшивые раны смотреть. Не дай Бог, чтобы они и в самом деле фальшивыми оказались. Мне бы тогда еще добавлено было бы здорово, если не до смерти. На мое счастье, раны мои настоящими были – шрамами кровавыми. – А дальше что случилось? – спросил царь. – То и случилось, государь, что за поклеп на меня царь велел врачу Строганову Федору Нагому такие же раны поставить. Из Углича всех Нагих, включая Марью, решено было разослать по разным монастырям и крепостям и держать в строгости. Но никакого вредительства над ними не делать. Всех жильцов, кто в бунте был или бунту препятствовать не хотел, из города выслать с семьями. У колокола, которым народ к погрому сзывали, язык вырвать и из города вывезти, отбить ему ухо и отправить в Тобольск. – Тех жильцов с семьями, которых выселяют, куда направить решили? – спросил царь Федор. – По разным местам. В Сибирь и на север. – Есть такой город в Сибири Пелым, – сказал Федор Иванович. – Я недавно туда поминки слал на монастырь. Очень бедный город. Там рабочие люди нужны. Надо бы углицких людей в этот город послать. Пусть Пелым подымется немного. С этих пор город Углич захирел. * * * В конце июня противотатарские полки стали стягиваться к Серпухову. Ставились шатры, разбивались палатки, поднимались стяги. Впрочем, народ был небалованный, и спать, укрывшись попоной, положив голову на камень, мог любой, начиная от полкового начальника до последнего захудалого воина. О хане стало доподлинно известно, что Казым-Гирей идет в сторону Тулы большой тучей в сто пятьдесят тысяч всадников, нигде не медля, обходя крепости, не рассыпаясь для грабежа. Это и радовало, и сильно пугало. Значит, будет меньше разора по стране, и значит, будет опасней последствиями главная битва. Воинство прибывало и прибывало. Шла посо#ха – городские и уездные обязательные дружины. Толку от них, как правило, бывало немного. Шли профессиональные заградительные полки из подходных к Москве городов. Выделялись строгой дисциплиной одетые в форму стрельцы и городские казаки. Подвозились пушки, шли отряды пищальщиков. На длинных возах везли разобранные крепости на колесах. Это были знаменитые гуляй-города – новейшее изобретение московской военной мысли. |