Онлайн книга «Дети Робинзона Крузо»
Пауза длилась недолго. Тяжесть и печаль тоже неожиданно ушли из взгляда Будды: — Да, к сожалению. Но это ничего не значит. Каждый из них все равно будет любить тебя. Джонсон вздохнул. Будда наконец повернулся к нему: — Так даже будет лучше для них, — с робкой улыбкой сказал он. — Для всех. Они успокоятся и сохранят больше, чем потеряют. Не грусти. Джонсон всхлипнул и пожал плечами, проговорив «ладно», словно суровый вердикт был окончательным и бесповоротным. Он почему-то знал, что так оно и есть. Через девять месяцев его родители развелись. IV. В тот каникулярный день они слонялись по центру. Сходили в «Ударник», а потом решили навестить парк Горького. Они шли по Крымскому мосту, и Икс уже некоторое время рассказывал, что какой-то пьяный студент МГИМО (уж почему был выбран именно этот ВУЗ, так и осталось на совести Икса) на спор прыгнул отсюда, прямо с середины моста, с самой высокой точки. Икс подошел к парапету, ухватился руками и перевесился через перила. — Ты что? — Будда побледнел, он даже боялся подойти к краю. — Улетишь сейчас. Икс оглянулся, и все еще свесившись, посмотрел на Будду: — А ты че, высоты, что ли, боишься? — Ну... — замялся тот. Икс перегнулся еще ниже, Будда зажмурил глаза. — А-га-а! — заверещал Икс. — Смотрите: высоты боится! — Ничего я не боюсь, — отмахнулся Будда. — Ну, подойди сюда. — И подойду! — Ну? — Я... — Будда снова побледнел. — Говорю же, — Икс теперь оторвал от земли ноги. — А мне вот по фиг. — Там же вода холодная, — пролепетал Будда. — А-га-а! И высоко! — Хорош, балбес! — встрял Джонсон. — Не заставляй людей волноваться. А то мы тебя сами сбросим. — О! Еще один ссыкун! — ухмыльнулся Икс. — Сказал тебе, завязывай! — поддержал Миха, — Гастелло хренов, Икар недоделанный. — Чего наехали-то? — И ваще, только козлы давят друзьям на больные мозоли, — разъяснил Джонсон. — Пошли отсюда! — добавил он, увлекая за собой Миху и Будду. — Не будем мешать бешеному парашютисту. — Да, ладно, чего вы? Чего вы — я пошутил! — до Икса наконец дошло, что он перегнул палку. — Хорош вам... Будда остановился. — Подождите! — Он с обидой посмотрел на далекую, темную и холодную воду Москвы-реки, и зрачки его расширились от страха. — Икс прав. Сколько здесь? — голос Будды упал до почти хрипа. — В высоту? — А что? — спросил Джонсон. — Нет, правда, сколько? — Метров двадцать будет, — прикинул Миха. — Двадцать, — завороженно повторил Будда. — Немало. Да... Ну что ж — я прыгну отсюда. Двадцать — так двадцать. — Чего?! — Прыгну с самой середины, — сказал Будда окрепшим ровным голосом. — Не на спор, а просто так. — Ну, да! — тут же выпалил Икс. — Рассказывай... — Совсем рехнулся? — поинтересовался Миха у Будды, а Джонсон с укором посмотрел на Икса. — Я, правда, очень боюсь высоты, — Будда поморщился. — Это правда — очень боюсь. — Бывает, — развел руками Джонсон. — Мы никому не скажем, — попытался загладить вину Икс и добавил в своей неподражаемой манере, — не бзди! — ...и всю жизнь боялся, — продолжил Будда. — Это, наверное, врожденное. И если не вы — мои лучшие друзья, то... Словом, Икс прав — я буду прыгать. С этим давно надо было что-то делать. Прыгну отсюда. С самой середины. — Прекрати. — Спорим? — весело, но не без вызова произнес Будда. — Ты же сказал «без всяких споров». — Неважно! — Когда? — недоверчиво и уважительно поинтересовался Икс и тут же пожалел о своем длинном языке — и Миха и Джонсон были готовы испепелить его взглядами. — Через триста шестьдесят пять дней, — не задумываясь, ответил Будда. — То есть не позднее, чем через год. — Слушай, ты это самое... — попытался замять дело Икс. — Только научусь. И... сейчас-то уже холодно. — Икс, ты тупой! — процедил Джонсон. — Да, он тупой, — ухмыльнулся Будда. — К тому же от стыда красный, как рак. А я отсюда прыгну! — Будда засмеялся, да и все уже улыбались. — Икс, ты тупой красный рак! Миха покачал головой: — Хорошо. — Он вздохнул, глядя в глаза Будде и убеждаясь, что тот не шутит. — Еще один бешеный парашютист. Придется мне научить тебя прыгать. Следующим летом Миха сдержит слово. Но Будда так и не прыгнет с середины Крымского моста. Ему не будет отведено 365 дней. Вечером того дня Джонсон узнает, что его родители сегодня развелись. Вмешиваешься * * * Они развелись, и от папы-флейтиста у Джонсона остался инструмент, который он всюду таскал с собой. Кстати, эта флейта-piccolo также в свое время была яблоком раздора. Когда импозантный, куртуазно-вальяжный «фатер» на пикниках развлекал своей игрой офицерских жен, вечерами мамочка закатывала ему сцены ревности. V. И сейчас, выйдя в зал опустевшего ресторана, Джонсон думал об этой флейте. — Эх, Миха-Миха! — снова вздохнул он и забросил в рот несколько жареных кешью. Он думал о флейте и еще вспоминал один из дней того лета, когда Будда потряс их, потому что все возвращалось, и это надо было как-то связать. Две утонувшие девочки Джонсон подошел к высоким окнам своего ресторана и смотрел на ночь за стеклом. Все возвращалось: и почти невозможное сейчас, почти забытое ощущение великолепной, до пронзительности восторженной мальчишеской дружбы, и кое-что еще, что все они давно и безуспешно пытались забыть, навсегда похоронив в прошлом. — Две утонувшие девочки, — вдруг проговорил Джонсон, — с них все началось. * * * Две утонувшие девочки Вмешиваешься! Когда Будда в большую волну Вмешиваешься!!! Джонсон стоял у окна и глядел на поздние или теперь уже ранние машины на предрассветных московских улицах. Скоро бульвар и весь город начнут просыпаться, появятся бегуны, а из клубов высыпят на улицу дети ночи. — Две утонувшие девочки, — хрипло повторил Джонсон. Потом вздохнул и добавил с неохотой, с мутным чувством, словно срывая печать со старых воспоминаний. — Все началось с них. С того шторма. И я уверен, что старуха там тоже была. |