Онлайн книга «Дети Робинзона Крузо»
Иск облизал губы (впервые, и потом он часто будет повторять это движение языком) — именно так он храбрился после их первого визита в немецкий дом. Эти ненормальные выражения принадлежали ему. Но была и еще одна надпись, еще одна ненормальная фраза, чье авторство Икс вспомнил не сразу, а лишь только услышав внутри себя хохот безумной старухи, городской сумасшедшей Мамы Мии: «Не пора мне, водонос!». Икс еще раз облизал губы: буквы в зеркале задрожали, наливаясь лиловым. Икс перевел взгляд на настоящую дверь — никаких надписей на ней не было. — Там... — пролепетал Икс. Он поднял руку, тыкая указательным пальцем в трюмо. — Там только что... — Ладно, хорош тебе! — быстро остановил его Джонсон. — И так страшно. — Но там.. — побледневший и растерянный Икс все еще указывал на зеркальные створки. — Вот придурок... Говорю ж тебе, хватит! — В глазах Джонсона плеснулось беспокойное озерцо, которое вот-вот разольется морем, целым морем страха. Икс замолчал и потряс головой. «Ну, мы и зажгли! Ну, нас и вштырило! Не пора мне, водонос!» Лиловые надписи, стекающие, как загустевшая кровь по неверной белой поверхности, исчезли. Их не было ни в одной из створок трюмо, ни на реальной двери. Икс подумал, что ему уже не так охота узнавать, как у старухи все устроено с этим порномультфильмом. — Давайте, правда, быстрее, — пробубнил Икс и снова смолк, даже не замечая, как у него отвисла нижняя челюсть. Он скосил глаза по сторонам: только что его позвали. У Икса дернулась щека: зов был тихим, настойчивым и знакомым, почти родным, только Икса никогда так никто не звал. Потом до него дошел голос Будды: — Оставайтесь здесь. Мы с Михой заберем фотографию. Вы на атасе. — Нет! — Икс еще раз покосился на трюмо. — Я с вами. Джонсон со вздохом кивнул: — Я побуду здесь. Только скоренько. Будда с сомнением пожал плечами, бросив взгляд на piccolo, флейту-малышку, которую Джонсон прижимал к груди, но сказал лишь: — Мы быстро. Будь внимателен. И пусть дверь остается открыта. — Я понял. («Почему ты им не сказал? — думает Свириденко. — Не хотел напугать еще больше?») Миха приоткрыл белую дверь — та подалась с протяжным стоном — и они двинулись в боковую комнату. Совсем недавно там уединялись борец с Таней, которую городская сумасшедшая, возможно с кем-то перепутав, назвала странным именем «Шамхат». Сразу за дверью их ждало уже знакомое гипсовое изваяние собаки. Статуя по-прежнему перегораживала проход, и ее пришлось отодвигать. «Они что, всегда здесь так ходят?» — подумал Миха. Скульптурная собачка оказалась далеко не легкой, и было непонятно, как тщедушная старуха умудрилась ее сюда приволочь. «Может, ей помогают? — подумал Миха, и моментально его мысль переродилась во что-то безумное. — Может, ей помогает весь город?!» Икс замыкал шествие; в комнату с фотографией Одри Хепберн он вошел последним. И хоть Джонсон оставался за спиной, неприятный холодок снова пощекотал ему затылок. Иксу велели молчать. И, наверное, это правильно. Надо быстренько все сделать и валить отсюда. Он потом все расскажет. Про то, во что никогда раньше не верил, а сейчас... Расскажет, когда они окажутся подальше отсюда, чтобы никогда больше не вернуться. Этот невозможный, почти неуловимый, но настойчивый кошмарный зов... Икс вдруг что-то понял про него, он знал, кто его зовет. * * * В комнате стояла густая прохладная сырость; алтарь с фотографией находился в своем дальнем полутемном углу, но лампадка была погашена. — Она на месте, — Плюша увидел фотографию и добавил упавшим голосом: — ну, я пошел? — Высоко, — прошептал Будда, оценивая расстояние от пола до алтаря. — Так не достать. Придется тебя подсадить. — Да. Миха сделал неуверенный шаг вперед, и половица под его ногами протяжно застонала. Он оглянулся: что-то ему не понравилось, что-то тревожное оставалось за спиной, да вот только... — Давайте быстрее, — поторопил Икс. Краска отхлынула от его щек, вечное Иксово бахвальство, похоже, сейчас попрощалось с ним. Миха с удивлением подумал, что он, наверное, единственный здесь человек, которому (возможно, пока) не так страшно, невзирая на рассказ Будды, невзирая на его странные тревожные слова-полунамеки, невзирая на то, что он... пытается не встречаться с ним взглядом. Чего он избегает? Не хочет, чтобы Миха увидел в его глазах... что? Печаль, словно ему известно что-то... нехорошее? Миха еще раз посмотрел на Икса — тот стоял, сжав кулаки, и покусывал нижнюю губу; Икс был напуган, по-настоящему напуган. И тоже отвел глаза. Его друзья что-то скрывают? Они скрывают что-то от него? * * * Джонсону тоже не пришлось скучать в комнате, где Мама Мия принимала своих гостей. В другой комнате. Как только мальчики оказались за белой дверью, Джонсон ощутил бесконечное одиночество, да что там — потребность немедленно последовать за ними. Пытаясь беззаботно насвистывать, он огляделся по сторонам, повернулся к трюмо и сначала ничего не мог понять. Его голова непроизвольно дернулась в поисках источника отражения, и он произнес сдавленным шепотом: — Мама... * * * — Быстрее! — торопил Икс. — Успокойся, — вдруг обозлился Миха. — Сам знаю. — Он прав, — сказал Будда. — Не нервничай, но времени почти не осталось. «Вот опять, — подумал Миха. — Что за дурацкие намеки?» — Вот именно, — поддакнул Икс. — А ты копаешься. — Если пересрал, — огрызнулся Плюша, — можешь вообще отсюда уходить. Давай, вали! — Сам вали! — нервно отозвался Икс. — Тихо вы, не ссорьтесь! — шикнул на них Будда. — Я не ссорюсь и не нервничаю, — настойчиво, словно обороняясь, объяснил Плюша. Только вот от кого ему следовало обороняться? От своих друзей? — И не копаюсь. Идемте, все сделаем. От своих друзей, потому что... (на темных линиях нет друзей. Каждый за себя. Каждый в одиночку. Как блуждающие кометы) (И вообще: с чего это он заладил про время, которого не осталось?) Плюша вдруг почувствовал, как на лбу выступили капельки пота: что за чушь? Какие темные линии? (скоро узнаешь. Уже совсем скоро) Плюша растерянно посмотрел на друзей, смахнул со лба влажную каплю. Как странно, какие неожиданные чувства мы, оказывается, можем испытывать к самым близким людям. Плюша никогда бы не мог такого предположить... что где-то, внутри себя, оказывается, он нес источник ненависти, всегда готовый выплеснуться наружу. Но ведь тогда... Источник ненависти и агрессии... |