Книга Свет в океане, страница 1 – М. Л. Стедман

Памяти родителей посвящается

27 апреля 1926 года

Когда случилось чудо, Изабель стояла на коленях на краю утеса возле небольшого креста, сделанного Томом из прибитой к берегу доски. По чистому апрельскому небу плыло белое облако, и его отражение скользило по зеркальной глади океана. Женщина полила посаженный куст розмарина и слегка утрамбовала вокруг него землю.

— …и не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого, — прошептала она.

Ей вдруг почудился крик младенца, но, решив, что это проделки воображения, она перевела взгляд на стадо китов, направлявшихся к теплым водам, где беременным самкам предстояло разрешиться от бремени. На водной глади то и дело появлялись их хвостовые плавники, похожие на иглы, вышивавшие гобелен океана. Снова послышался крик, на этот раз громче — его донес порыв свежего утреннего ветра. Но этого не может быть!

С этой стороны острова до самой Африки простирались бескрайние водные просторы. Здесь смыкались два великих океана — Индийский и Южный [1] , образуя гигантский ковер, огибавший крошечный скалистый остров. В дни, похожие на этот, казалось, что отливавшая синевой океанская гладь была твердой и по ней можно запросто прошагать до самого Мадагаскара. Восточную часть острова от Австралии разделяли сотни миль, и он недовольно оглядывался назад, не в силах разорвать с ней связи, поскольку являлся вершиной самого высокого пика горной гряды, пролегавшей по дну океана. Очертания острова походили на разинутую пасть с хищно торчащими зубами, готовую поглотить беззащитные суда, спешившие скорее оказаться в безопасности тихих бухт материка.

Будто заглаживая невольную вину, островок, носивший имя Януса, дал приют маяку, чей свет предупреждал об опасности за тридцать миль. Каждую ночь в воздухе слышался ровный гул вращающихся линз, равнодушных к скалам и не обращавших внимания на волны: в случае бедствия здесь можно было найти приют.

Снова послышался плач. Вдалеке скрипнула дверь маяка, и на галерее появилась высокая фигура — это был Том с биноклем в руках.

— Иззи, там лодка! — закричал он и показал рукой. — Там лодка на берегу!

Том выбежал из галереи, но вскоре появился снова, уже внизу.

— Похоже, в ней кто-то есть! — крикнул он. Изабель поспешила навстречу, и уже вдвоем, держась за руки, они бросились вниз по утоптанной тропинке к маленькому пляжу.

— Тут и правда кто-то есть! — сообщил Том. — Господи! Да это мужчина, но…

Человек, распластавшийся на сиденье, не шевелился, но плач по-прежнему доносился откуда-то снизу. Том подскочил к ялику и, подвинув мужчину, нагнулся посмотреть. Когда он выпрямился, в руках у него был сверток: обернутый в мягкий шерстяной женский жакет младенец.

— С ума сойти! — воскликнул он. — Черт меня подери, Иззи! Да это…

— Ребенок! Боже милостивый! Господи, Том! Том! Дай же его скорее сюда!

Том передал ей сверток и осмотрел мужчину — пульса у него не было, — после чего перевел взгляд на Изабель, которая рассматривала крошечное создание.

— Он умер, Изз. Что с ребенком?

— Похоже, с ним все в порядке. Ни царапин, ни ушибов. Какой же он хорошенький! — сказала она, прижимая его к себе. — Ну же, ну, теперь все хорошо, малыш, теперь все позади. Какая же ты крохотуля!

Том стоял не шевелясь и не сводил взгляда с тела мужчины. Несколько раз он крепко зажмурил глаза, чтобы убедиться, что это происходит наяву и ему ничего не привиделось. На руках у Изабель ребенок перестал плакать и лишь изредка судорожно всхлипывал.

— На теле вроде нет никаких ран, и больным он тоже не выглядит. Наверняка умер недавно… даже не верится… — Том помолчал, размышляя. — Отнеси ребенка в дом, Изз, а я чем-нибудь накрою тело.

— Но, Том…

— Притащить его наверх вряд ли получится, так что лучше оставить здесь, пока не подоспеет помощь. А прикрыть тело можно парусиной, что лежит в сарае. — Он казался совершенно спокойным, но почувствовал, как от оживших призраков прошлого повеяло холодом и по коже пробежали мурашки.

Остров занимал площадь примерно в одну квадратную милю. На нем было достаточно травы, чтобы прокормить несколько овец, коз и кур, и можно было даже развести простенький огород. Из деревьев росли только две высокие сосны, посаженные строителями маяка из Пойнт-Партагеза в 1889 году, то есть больше тридцати лет назад. Старые могилы напоминали о кораблекрушении, случившемся задолго до этого, когда судно «Гордость Бирмингема» напоролось на коварные рифы средь бела дня. На таком же судне был доставлен из Англии и сам маяк, изготовленный фирмой «Чанс бразерз» по последнему слову техники и с гарантией, что его можно установить где угодно, даже в самых суровых краях и труднодоступных местах.

Течения вокруг острова пригоняли, будто засасывая в воронку, невообразимую смесь всего и вся. Среди обломков кораблекрушений, выброшенных на берег, встречались и доски, и деревянные коробки из-под чая, и китовый ус. И посреди всего этого высилась стройная башня маяка, к которой жались остальные постройки, будто пытаясь укрыться от пронизывающих ветров.

Изабель, устроившись за старым столом на кухне, сидела, прижимая малютку к груди. Прежде чем войти, Том неторопливо вытер на крыльце ноги, потом подошел к жене и положил ей на плечо руку.

— Я прикрыл беднягу парусиной. Как малыш?

— Это девочка, — поправила Изабель улыбаясь. — Я искупала ее. Похоже, с ней все в порядке.

Ребенок уставился на него, не переставая сосать из бутылочки.

— Интересно, что она обо всем этом думает? — поинтересовался Том.

— Я дала ей молока, и теперь мы пьем. Верно, маленькая? — заворковала Изабель, переадресуя вопрос ребенку. — Эта девочка просто прелесть, Том, — продолжила она, целуя кроху. — Один Господь знает, что с ней произошло.

Том достал из буфета бутылку бренди, плеснул немного в стакан и залпом выпил. Потом сел рядом с женой и наблюдал, с каким восторгом она разглядывала сокровище у себя в руках. Ребенок не спускал с нее глаз, будто боялся, что Изабель исчезнет, если посмотреть в сторону.

— Ах ты, маленькая, такая крошечная и несчастная, — причитала Изабель, а малютка пыталась уткнуться носом ей в грудь. Том слышал, как голос жены задрожал, и они оба невольно подумали о своей недавней потере.

— Ты ей нравишься, — сказал он. — Если бы только… — Заметив на ее лице боль, он быстро добавил: — Я хотел сказать… я совсем не это имел в виду… Просто ты была бы замечательной матерью.