Книга Моя сестра живет на каминной полке, страница 39 – Аннабель Питчер

– Я даже прослезилась!

Я ей:

– Отстаньте!

А Джас говорит:

– Спасибо!

Так это комплимент, что ли? А звучит погано. Джас выискивала в толпе зеленые космы, а я выискивал сияющие глаза. Вытянув шеи, крутя головами во все стороны, мы прочесывали фойе и вдруг ЗАМЕРЛИ на месте. Мы увидели их оба сразу. Метрах в двадцати от нас. Два лица, отвернувшихся друг от друга. Стоят и молчат. Как чужие. Не Лео и не Сунья – мама и папа.

– Мама! – крикнул я во все горло, но она не услышала. – Мама!!

В этом фойе кишмя кишел народ. Какой-то человек в клоунском гриме отпихнул меня в сторону.

– Ты был великолепен! – взвизгнула его жена и чмокнула в ярко-красный нос.

Встав на цыпочки, я старался разглядеть маму.

Черные сапоги.

Синие джинсы.

Зеленое пальто.

И руки.

Розовые, живые, знакомые руки сжимали черную сумку, теребили серебряную застежку. Руки, которые готовили обед, снимали любую боль, в холодные дни натягивали мне через голову свитер. Руки, которые укутывали меня одеялом. Руки, которые научили меня рисовать.

– Охренеть! – воскликнула Джас. – Она пришла!

Мы стояли и смотрели, а вокруг гудел театр.

Мама загорела. Возле глаз морщинки, которых я раньше не замечал. И она подстриглась. На висках проглядывали седые пряди, а на макушке – светлые «перышки». Она выглядела по-другому. Но она здесь. Я отряхнул футболку, одернул, привел в порядок рукава, но глаз с мамы не спускал – а ну как исчезнет.

Вдруг она заметила нас. Джас чертыхнулась. Я помахал, и мама покраснела и тоже подняла руку, но не помахала. Рука упала вниз. Мама что-то сказала папе, тот не обратил на нее внимания.

– Начинается, – прошептала Джас, прижав меня к себе.

Когда мы пробирались сквозь толпу, я все время чувствовал, как у нее ребра то поднимутся, то опустятся, то поднимутся, то опустятся.

Время ползло как черепаха и летело как сумасшедшее. Вот мы уже стоим перед мамой, и пространство между нами аж потрескивает, до того оно заряжено сотнями вспыхнувших чувств и переживаний. Я ждал, что мама меня обнимет, или поцелует в макушку, или хотя бы заметит мою футболку с пауком, а она только улыбнулась и потупилась.

– Привет, – сказал я.

– Привет, – ответила мама.

– Привет, – пробормотала Джас.

Я подался вперед и раскинул руки. Мама не двинулась с места. Но мне было поздно отступать. Надо было обниматься. Я шагнул к маме и обхватил ее руками. Подумать только, я доставал ей почти до плеча, а раньше-то был по грудь! Усохла, что ли, мелькнуло в голове. Глупость, конечно, но ощущение было именно такое. Мы постояли обнявшись – секунды две. Как я мечтал об этом мгновении! Но объятие вышло холодным и неловким. Я даже подумал о частях головоломки, которые не сходятся вместе, как ни надавливай на них.

– Хорошая песня, – сказала мама, отстранившись от меня. В этих словах ничего не было, как будто их написали тоненьким карандашом на большущем листе бумаги и внутри каждой буквы осталось слишком много пустого места. – У тебя большие способности.

Я сказал:

– Спасибо.

А мама добавила:

– И голос хороший.

Она обращалась к Джас, не ко мне. Я покраснел.

Все молчали.

Я хотел рассказать маме про мой гол, и про Хэллоуин, и про папину горелую курицу. Хотел рассказать про миссис Фармер, и про пиписьки в хлеве у Дэниела, и как я подружился с самой лучшей (не считая Джас) девочкой на свете. Если бы мама задала хоть один вопрос или хотя бы просто взглянула в мою сторону, я бы все сразу так и выложил. Но она стояла и разглядывала пол.

– Пошли отсюда, – наконец проговорил папа.

Когда мы выходили из театра, папа кое-что сделал, чего раньше не делал, – положил руку мне на плечо и сжал.

Тротуар обледенел, снежинки, пролетая под уличным фонарем, становились оранжевыми. Просигналила машина, это мимо промчался Лео (зеленая шевелюра над черным рулем) и скрылся в конце улицы.

– Кто это? – спросила мама.

Джас пожала плечами. Как ей объяснишь? Мама слишком много всего пропустила. Но она наверстает! Я ей помогу. Времени у нас впереди целая куча.

Папа вытащил из кармана ключи от машины, побренчал.

– Готова? – спросил он у Джас.

Та кивнула.

– Джейми?

Папа повернулся ко мне, и я расплылся в улыбке. Именно этого момента я так долго ждал!

Интересно, мама прямо сейчас позвонит Найджелу и скажет, что все кончено, и еще назовет его ублюдком?

– Что ж, надеюсь, скоро увидимся, – сказала мама.

Я решил, она имеет в виду – у нас дома, потому что она же была на своей машине, и сказал:

– Я с тобой поеду.

Джас втянула голову в плечи, словно на ее глазах собака выскочила на дорогу, а она не может ее спасти. Папа побледнел и зажмурился. Мама потерла нос. Я ничего не понимал. Чего это они?

– Я тебе дорогу покажу, – пояснил я.

А она спросила:

– В Лондон?

И тогда до меня дошло.

– Я пошутил, – сказал я и нарочно засмеялся, но каждое «ха-ха» жгло горло огнем.

Мама достала из сумки перчатки, натянула на розовые руки.

– Ну, тогда до свидания, – сказала она. – Рада была повидаться. Все у вас отлично.

Папа фыркнул. Мама поморщилась. Мимо пронесся автобус и ледяной кашей обдал голые ноги Джас.

– Возьми. – Мама вынула из сумки платок и протянула Джас, та непонимающе уставилась на него. – Ноги оботри!

Мама вдруг заговорила своим обычным голосом. Нетерпеливо. Немножко сварливо. Лучший на свете звук! Джас послушно принялась вытирать ноги.

– Ты чудесно выглядишь, – сказала мама, глядя на нее. Я выкатил грудь, красно-синяя материя оказалась прямо у мамы под носом. Она даже не взглянула. – Так похожа на свою сестру…

– Поехали, – поспешно сказал папа. – Снег, промокнем.

Мама кивнула.

– Скоро увидимся, – соврала она и тронула Джас за плечо, а меня потрепала по голове. – Вы молодцы.

Мама повернулась и пошла – брызги из-под черных сапог, полы зеленого пальто вразлет. Я не узнавал ее одежду. Наверное, новая. Интересно, когда она ее купила? В мой день рождения? Или когда мы играли в футбол? А может, когда у нас было родительское собрание?

И вдруг ни с того ни с сего я сорвался с места и бросился за ней вдогонку, лавируя между танцорами и певцами, между всеми этими людьми, такими счастливыми, румяными от мороза.