Книга Взлет черного лебедя, страница 44 – Ли Кэрролл

О, тьма полночная! Я вижу, ты жива.

Ты — мышь летучая, бесшумная сова,

Ты — ветра свист кромешною зимой.

Нектар, что звезды льют, июльский душный зной.

О ночь, обитель всех крылатых и беспечных —

Пернатой песни, духа странствий вечных,

Восторга чистого, раскрепощенной мысли…

За мною, путники ночные, к новой выси!

…Мигает город миллионами очей.

Луне навстречу мчимся, ястребов быстрей.

— Доброй ночи, Нью-Йорк. В эфире — Ариэль Эрхарт. Приветствую вас на борту «Ночного полета». Но сперва послушайте свежую композицию одной из моих любимых новых групп — «London Dispersion Force».

Она нажала клавишу, и студия наполнилась песней Джея о неразделенной любви.

Достичь тебя — напрасный труд, не стоит и пытаться.

На башню высотой в пять тысяч миль попробуй-ка взобраться.

И сердце неприступное твое — о, как оно жестоко!

И дела нет тебе, как больно мне и как мне одиноко.

«Неужели Бекки права, — пронеслось в моей голове, — и Джей действительно имел в виду меня?»

— Боюсь, что так, — ответила ведущая, повернулась к нам в вертящемся кресле и сняла наушники.

Голос Ариэль Эрхарт по радио звучал так соблазнительно, что я представляла ее себе секс-бомбой. Но существо в кресле мало походило на женщину. Черные джинсы-дудочки, кеды «Converse» и длинная черная футболка. Ее легче было принять за мальчишку-подростка, гота. Белесые волосы Ариэль стояли торчком, тяжелые цепочки обхватывали ее шею, талию и запястья.

— Девушка, о которой поется в песне, — ты, Гарет Джеймс, — нараспев произнесла она. — Я мечтала с тобой познакомиться.

— Правда? — выдохнула я, встревоженная ее осведомленностью. — Я — давняя фанатка вашего шоу… но откуда вы все знаете? Джей вам сам рассказал?

— Нет, — ответила Ариэль, подобрала под себя ноги и указала на соседний стул. — Но я уже некоторое время ставлю диск «London Dispersion Force». — Она задумчиво склонила голову к плечу. — Кстати, твоим друзьям только что предложили контракт с «Vista Records». [53] Надеюсь, что конфликт между Джеем и Бекки не приведет к распаду группы. Ты же понимаешь, как это бывает.

Она улыбнулась, подняла правую руку и растопырила пальцы. Цепочки на запястье зазвенели, как колокольчики.

— Уверена, у них все наладится, — произнесла я. — Но как вы?..

Я не успела закончить свой вопрос. Ариэль повернулась к пульту и надела наушники.

— Прозвучала композиция «Трубадур» в исполнении «London Dispersion Force», — прошептала Ариэль в микрофон. — Постарайтесь завтра попасть на их выступление в «Меркьюри Лаунж». А я выполню заявку Оби Смита. Он просит поставить песню для своих друзей в городе. Надвигается гроза, так что выше голову, ребята, и не поддавайтесь страхам. Помните: самое темное время ночи — перед рассветом.

Ариэль нажала другую клавишу. Студия наполнилась шелестом дождя и раскатами грома, а затем прозвучали начальные аккорды «Riders on the Storm». [54] — Итак, — Ариэль вскочила с вертящегося кресла, и ее цепочки громко забряцали. — У меня заявок на грозовую музыку — минут на двадцать. Значит, есть свободное время.

— Она — новичок, не забывай, — заявил Оберон, шагая следом за Ариэль к лифту.

— Тем лучше, — и Ариэль приветливо мне улыбнулась. — Первый раз — всегда самый лучший, а нынче — просто идеальная ночь. Ветер с юга и ясно.

— А в чем, вообще, дело? — занервничала я, не понимая, с какой стати мы покинули студию.

— А вот и лифт, — произнесла Ариэль, игнорируя мой вопрос. — Последние посетители уже отбыли.

Я хотела сказать, что, в таком случае, смотровая площадка, конечно, закрыта. Кроме того, желающим туда попасть сначала необходимо спуститься вниз, в вестибюль. Но Оберон уже нарисовал на стикере цифру 86 в кружочке и прилепил листок на стенку кабины рядом с кнопками. Надпись мгновенно загорелась зеленым светом и слилась с панелью лифта. Оберон нажал на кружок, и мы поехали на восемьдесят шестой этаж. Открылись двери, и перед нами предстала безлюдная смотровая площадка.

Мы миновали сувенирные ларьки с мини-моделями Эмпайр Стейт Билдинг и открытками Нью-Йорка. Ариэль начала на ходу снимать цепочки с шеи и запястий. Она аккуратно укладывала их на прилавки. Когда мы поравнялись с главным выходом, Оберон бросил мне:

— Кажется, ключ у тебя.

— О… — Я виновато вытащила из кармана бумажку с надписью «Сезам, откройся» и прикрепила ее к двери, которая незамедлительно распахнулась. — Прости, что забрала его и присвоила себе.

— Не стоит извинений, — отозвался Оберон. — Я рад, что ты предусмотрительна. Сохрани ключ. Он тебе еще пригодится.

Я вовремя спрятала стикер — иначе вихрь вырвал бы его у меня из рук. Когда я приходила сюда вместе с Бекки, здесь тоже было ветрено, но не настолько. У меня закружилась голова. Огни, раскинувшиеся внизу, казались вторым ночным небом — отдельной галактикой, которая вращалась во внутреннем космосе.

— Хм… а может, стоило подождать, когда погода утихомирится! — прокричала я.

— Чепуха. — Ариэль даже не пришлось повышать голос. Похоже, порыв ветра подхватил ее слова и поднес их к моим ушам. — Поскольку он дует с юга, предлагаю начать с северной стороны.

— Что начать? — заорала я.

— Скоро узнаешь.

Мы пошли по кругу и наконец достигли северной стороны смотровой площадки. Небоскребы Нью-Йорка тянулись вверх, как скалы, высеченные из света. Ариэль застыла у края площадки и схватилась за стальной поручень. Ветер разделил ее волосы на затылке, и я увидела татуировку в виде двух расправленных крыльев. Оберон встал рядом с Ариэль. Его дреды извивались около лица, будто змеи.

— Слышишь? — спросила Ариэль.

— Что?

— Закрой глаза и сосредоточься, — произнесла она и взяла меня за руку.

Я последовала ее совету. Шквал набрал силу, налетел… и ослабел. Спустя секунду все повторилось. Мало-помалу я начала различать голос — не мужской и не женский, не молодой и не старый, не громкий и не тихий. Он баюкал и пробуждал, кричал и шептал. Он пел свою древнюю песню, но постоянно стремился к чему-то новому. Он касался волосков на моих руках, наполнял легкие, барабанил по сердцу и шелестел в венах. Он продувал меня насквозь, будто я являлась музыкальным инструментом. Я открыла глаза и увидела ночной Нью-Йорк. Он превратился в гигантский орган. Небоскребы уподобились клавишам, а длинные авеню — трубам, на которых играл ветер. Вихрь пролетал, задевая каждого, кто обитал здесь, и соединял между собой все молекулы. Меня переполняли эмоции — то ли страх, то ли восторг… А затем эти чувства словно приподняли меня и усадили верхом на поющую громадину. Но я в самом деле поднялась! Над поручнями стального парапета, над городом. Я успела уцепиться за поручень, но Ариэль укоризненно поцокала языком.