Книга Письма на воде, страница 46 – Арина Холина

Саша отмахнулась. Она даже немного оправдывалась и злилась, но без вдохновения.

В следующую встречу Саша заявила:

– Никита мутит воду.

– То есть?

Саша предложила Никите переехать к ней. Он отказался. Пояснил, что у него была связь, после которой он до сих пор не пришел в себя, и сейчас ему не хочется принимать серьезные обязательства.

– Мне все ясно, – отрезала Саша.

Я ее понимала. Никите, как и любому мужчине, повсюду мерещились обязательства, которых от него никто не ждал. Саша просто хотела, чтобы он был ближе, без намека, без подвоха.

Он позвонил мне сам:

– Я запутался.

– В чем, Никитушка?

Никита, возможно, стал человеком в первом поколении. И ему приходилось нелегко.

Быть животным проще – ты спишь, охотишься, ешь, размножаешься, и этому не сопутствуют бесконечные вопросы. Наверное, так же трудно неандертальцам было разгибаться, ходить на двух конечностях, а не на четырех. Если, конечно, неандертальцы существовали – теория эволюции, как и любая теория, всего лишь гипотеза.

Душа Никиты, как изнеженный мускул, болела от напряжения. Он не привык к чувствам и сейчас вел себя не по-спортивному.

После долгой и ленивой зимы я пошла в зал на тренировку. Я не знала, что выбрала самую сложную программу, после которой трудно даже лежать. Мне говорили: «Повтори. Иначе будет хуже». Я испугалась и больше не пошла. Ноги болели месяц. Они жаждали тренировок – это химия, законы природы, молочная кислота, но я сдалась.

Никите тоже трудно было лежать и страдать, но он так боялся боли, что смирился с той, которая уже есть.

Человек в первом поколении не чувствует в себе достаточно отчаяния, чтобы начать жизнь сначала.

Иногда человек чего-то боится, не может совершить какое-либо простейшее действие, и ты не знаешь, что о нем думать, для простоты называешь его идиотом, но не догадываешься, какая тут предыстория, что за всем этим стоит.

Мой отец был красивым, умным и талантливым человеком. Он модно одевался, любил пожить на широкую ногу – при том, что в быту был аскетом, ел всякие каши и щи, довольствовался малым.

Его любили женщины. Я до сих пор страдаю по Андрею Кончаловскому только потому, что они похожи.

Женщин всегда было много. Но личная жизнь отца – история разочарований.

Он боялся женщин так, как другие боятся самолетов или змей.

В семь лет его мать, вдова с четырьмя детьми на руках, белошвейка, отдала его и сестру в детский дом. Она хотела спасти их от голода.

Братьев и сестер тогда разлучали, разводили по разным приютам. Если не с кем разделить боль – значит, ее нет. Так, наверное, тогда мыслили.

В стране Гражданская война. Голод. Пожары, тиф и холера.

Детский дом расквартировали в монастыре, где плотские позывы святых отцов сдерживали фрески на потолках – мучения грешников, страдания святых. Над кроватью моего отца была нарисована отрубленная голова Иоанна Крестителя – окровавленная, с закатившимися глазами.

Мой отец убежал и бегал до самой Отечественной войны, которую окончил капитаном Красной армии.

Он видел свою мать всего один раз.

Был влюблен в известную манекенщицу, которая ушла от него к миллионеру.

Последняя женщина, которую он любил, умерла при родах. Оставила его. Или бросила – зависит от того, какое слово ближе эмоционально.

Он говорил, что не хочет на ней жениться, играл в улитку, но с чувствами такая беда – их нельзя спрятать. От них можно только отвернуться.

Всю жизнь он думал, что его предали.

Я не знаю, хоронил ли он мою бабушку. О ней я не слышала от него ни слова. На его столе была фотография в латунной рамке – женщина в шляпе, в модном платье начала двадцатого века. Иногда он говорил, что это, может, и не его мама, а какая-то другая женщина. Наверное, эта вроде бы чужая женщина была ему ближе – лицо не в фокусе, черты можно придумать самому, но нарядный образ иногда бывает лучше правды.

Я знаю Никиту давно. Я знаю, что он никогда никого не хотел любить, он хотел быть черствым, жадным эгоистом. Он копил деньги и чувства, не растрачивал их, но Вселенная не смиряется, когда в одном месте слишком много, а в другом – мало.

С Мариной он делал все то, к чему не привык: любил, страдал, швырял деньги на ветер. Но эта связь ничего не изменила, не сделала его жизнь лучше – Никита разочаровался. Ему захотелось вернуться к себе прежнему.

А мне хотелось Никиту наказать. За то, что он хватается за свои страхи. Ведь человек сдается не потому, что слаб, а потому, что ему хочется вернуться к своим невзгодам. Они связывают его с тем, что ему дорого.

Это похоже на то, как в детстве мы бережем всякие палочки, железки, выброшенное морем стекло с затупленными краями – несметные сокровища, но было бы смешно или грустно считать этот мусор богатством до конца своих дней.

Я жалела Никиту и продолжала любить, возможно, потому, что видела в нем отражение своего отца, который умер слишком рано, чтобы я успела ему посочувствовать.

Мне хотелось Никите помочь, но я уже понимала, что сам он не попросит о помощи.

Саша была закаленной. Но и она нервничала.

– Ты будешь меня презирать, если я скажу… – Саша потянулась к бокалу с виски. – Но я скажу. Почему мужчины такие идиоты?

– Может, они привыкли, что их должны добиваться. За многие-то лета. И что женщина боится остаться без мужа. Ты вспомни, как было лет сорок назад – если в двадцать пять ты еще не замужем, тебе конец. В двадцать, на фиг, пять! И мужчины это знали. Они сами это придумали. Они ничего не понимают в отношениях, потому что им все давалось легко.

Достаточно вспомнить, как жестоко общество обращалось с женщинами.

Анна Каренина, толстый роман, весь о том, как униженно чувствовала себя женщина, которая всего-то ушла от мужа.

Мужчины оставляли женщин с детьми – и в обществе считалось, что на ней никто не пожелает жениться. Это же какое унижение – воспитывать чужого ребенка!

Я слышала многоголосый грузинский хор скорбящих матерей, когда мой приятель, Алик, любимый сын, внук и племянник, подающий большие надежды хирург, женился на красавице-молдаванке тридцати лет (старуха!), с ребенком от другого мужчины.

Казалось – его хоронят.

Мужчины смеялись над шуткой женщина – президент.

Фрейд рассказал всему миру, что девочка завидует мальчику потому, что у него есть активный придаток. Но мужчина завидует женщине потому, что она рождает новую жизнь. И запросто может прекратить род мужчины, если не пожелает иметь от него детей. И это даже не страх – это ужас, который управляет мужчиной, делает его злым.