Онлайн книга «Хроники амбициозной брюнетки»
|
Несколько дней Оксана с Захаром провели вместе. И дни, и ночи. Они говорили о себе, о родителях, о страхах, планах, мечтах. Это были жаркие ленивые дни и томные вечера с запахом шампанского. Она заметила, что Захар по-другому смотрит на нее: не с той отработанной нежностью, предназначенной для продавщиц в магазинах и для стюардесс, а особым — лично для нее — взглядом. Наверное, она стала ему интересна. Это была победа с привкусом обиды — неужели, чтобы обворожить мужчину, ей нужно из кожи вон вылезти? Что в ней не так? Она ведь даже красивая! Но Захар, кажется, это заметил. Это был упоительный роман, прямо как курортный. Оксана боялась загадывать, что произойдет, когда вернется Даша, и готова была сохранить эти отношения, как сухой осенний лист, — в книге наивных девичьих воспоминаний. Даша всегда говорила, что память — одна из тех подруг, что говорят: «Хорошо выглядишь! Поправилась, животик появился — это так секси! А целлюлит, кстати, сейчас в тренде! Я видела тут фотографию Джей Ло на пляже…» Даша не любила вспоминать. Предпочитала сочинять, обыгрывать то, чтобы было, украшать вымышленными подробностями. Поэтому ей и не нравились обычные бытовые фотографии — она считала их слишком достоверными. — Зачем мне знать, что в 2001-м у меня обгорел нос, а в 1998-м я носила жуткую прическу? — Она пожимала плечами. — В голове я представляю это по-другому. Тем более снимают всегда какие-то идиоты, которые или макушку отрежут, или ботинки! А вот Оксана любила и воспоминания, и снимки. Пусть с обгорелым носом, дебильной прической и без макушки. Ее все устраивало. Вдоволь насмотревшись на потолок, Оксана поплелась на кухню за лимонадом. За настоящим домашним лимонадом, который сделала сама! А еще она приготовила ленивые голубцы. А еще и блины. Для Захара. Не то чтобы она пыталась таким образом его удивить. Нет! Просто ей хотелось сделать что-то для него своими руками. Он ведь так устает в последние дни! Отчего Захар устает, Оксана не понимала — он не хотел говорить, считал, что пока еще рано, да и ее это (как настоящую домохозяйку) не особенно волновало — главное, что он рядом. — О боже! Как круто! С ума сойти! — орала Даша. — Ты глаза-то открой! — расхохотался Витя. — Ни за что! — Даша с еще большей силой вцепилась ему в руку. — Я что, похожа на идиотку?! Надо же было так вчера напиться и так бездарно сегодня с утра опохмелиться ненавистным ей пивом, чтобы поддаться на уговоры и залезть на эту машину смерти — чертов параплан! Лучше бы она на батуте спину сломала — остался хотя бы шанс выжить! — Как ты мог? Как ты мог? — срывающимся от ужаса голосом упрекала она Виктора. — Даш, если ты не откроешь глаза, я отстегну ремень безопасности, — пригрозил тот. — Не отстегнешь! Но он отстегнул. — Застегни! — заорала Даша. — Я открою все, что захочешь, только застегни этот сраный ремень! Он застегнул, и Даша открыла глаза. Эффекта: «Ох, какая красотища! Теперь мне совсем не страшно!» — не получилось. Но… Пока живет призрачная надежда, что эта штуковина не сверзнется в морскую пучину в ближайшие секунды, можно одним глазом заценить, что вид и правда красивый. — Ты что, совсем не боишься? — поинтересовалась Даша и медленно, словно от движения параплан мог перевернуться, обернулась к нему. — Совсем! — улыбнулся Витя. Какой же он душечка! Ему так идут темные очки! Она отпустила его руку, встряхнула свою, сбрасывая напряжение, и снова взяла его ладонь — нежно. Было уже почти не страшно — в основном потому, что они подлетали к берегу и на катере закручивали веревку. Еще чуть-чуть, ее освободят — и можно будет спокойно наслаждаться впечатлениями. Они вернулись на пляж, Даша бросилась в воду, и в голову ей пришла спасительная мысль — к черту работу! Все это такие мелочи по сравнению с тем кайфом, который есть здесь и сейчас! Но она тут же укорила себя. Работа — это ее жизнь. Не вся жизнь, конечно, но очень и очень важная ее часть. Работа — ее половина, муж, ее деточка. Даша вышла на берег, легла на живот, расстегнула лифчик, уткнулась носом в полотенце — и тут-то ей вдруг и сочинилась история. Так всегда было. Тебя посещают идеи, ты их записываешь, развиваешь, а потом — ба-бах! — понимаешь, что все это пустое, а настоящее выскакивает из-за угла с громким дурацким воплем: «Сюрприз!» Пальцы покалывало — руки соскучились по клавиатуре. Даша вернулась к Виктору, легла рядом и с чувством, близким к вожделению, вспомнила, как изменилась ее жизнь. С восемнадцати лет ей стало стыдно брать деньги у родителей. Она батрачила — по-другому и не скажешь — на газеты, одна другой хуже, и прекрасно знала, как это звучит: — Здравствуйте, вас беспокоит газета «Бердищенский менестрель», мы бы хотели взять у вас эксклюзивное интервью… Но! Она общалась с интересными людьми. Гребенщиков, Кинчев, Агузарова, Земфира — тогда она только появилась… Правда, рядом с ними она чувствовала себя мелкой козявкой. Ей тоже хотелось стать великой. Не милой девицей Дашенькой Аксеновой, которую можно рассматривать как потенциальную подругу или веселого собутыльника, а Знаменитостью с большой буквы — чтобы зависть сталкивалась с обожанием и от этого столкновения сыпались бы искры… Даша никогда не понимала женщин, что живут мечтой выпросить у мужа заветную шубку. Ее мама все делала сама. В трудные времена, когда отец пил/страдал депрессией/ссорился с крупным заказчиком, семья и не заметила, что один родитель работает, а другой валяется на диване с холодным компрессом на лбу и в двухтысячный раз перечитывает Жапризо. Мир таких женщин представлялся ей иной планетой, населенной существами с двумя головами. Она не то чтобы их презирала или осуждала, она просто не понимала, как можно так жить. И если бы все эти домохозяйки растили прекрасных детей — умных, развитых, талантливых, доброжелательных, но нет! У них вырастали наглые, глупые, неухоженные монстры, которых нельзя было выпускать в люди без поводка и намордника. Даша не могла забыть сцену в ресторане японской кухни, куда она пришла с друзьями отметить Женский день. Ресторан — битком, все пьют, курят, стараются как можно веселее провести время. Они заявились внушительной толпой — человек пятнадцать, заказали все самое вкусное и дорогое, хорошее вино, и вот только успели приступить к закускам, как из угла задымленного, прокуренного зала, где они и находились, послышался истошный детский вопль. |