Онлайн книга «Тени исчезают в полдень»
|
— Хе! — протянул Антип. — Все равно... А как бы районное руководство узнало, что она, — Антип пнул в мягкий коровий бок, — «все равно»?! Районное руководство — это вам не девки-мальчики. Оно, того... бумаги всякие выпускает. А в бумаге все пропечатано — как нам жить и что делать в разных подобных случайностях. Понятно тебе? А что в бумаге на сей конкрет сказано? — И Антип опять пнул в коровье брюхо. — Ничего! Значит, пусть своим ходом животное дохнет. А то много всяких разных слюной на говядину исходят. Антип говорил, беспрерывно подпрыгивая на снегу и так же беспрерывно застегивал на одну-единственную нижнюю пуговицу — остальные давным-давно отскочили — расходившиеся полы шубенки. Но петля была разношена, и эта единственная пуговица снова выскальзывала. — Заткнись ты, ради Бога, старый свистун! — сказал ему бухгалтер Зиновий Маркович. — Тут тебе не караван-сарай. — Не об этом речь! — с новым жаром подхватил Антип. — Я говорю вообще, так сказать, о порядках. А ты деньги все считаешь, так вот, подсчитай-ка... Раньше какой хозяин допустил бы, чтобы скотина зазря дохла? То-то и оно. А ныноче иначе. Не тяни лапу, стало быть, даже к дохлой говядине. А почто, собственно? Я, конечно, не о себе говорю. Я могу и на стороне мясца прикупить, с дочерей по суду получаю... Захар Большаков, до этого безучастный ко всему, повернул к Антипу худое, чисто выбритое лицо и сказал сурово: — Ну-ка не копоти тут! — Хе! — снова воскликнул Антип, намереваясь, видимо, вступить в жаркий спор с председателем. Но Захар нахмурил брови: — Марш отсюдова сейчас же! Чего тут языком соришь?! В голосе председателя зазвучало то, чего всю жизнь боялся Антип, — зловещее присвистывание, будто Захару не хватало воздуха. Антип без дальнейших рассуждений вильнул вдоль пригона. За воротами он ткнулся, как слепой, в бок Фролу Курганову, снимавшему лыжи, чертыхнулся и побежал прочь. Курганов, скинув скрипучие, пересохшие на морозе лыжи, прислонил к изгороди ружье, отцепил мерзлую, закостеневшую лисицу от пояса, положил ее на снег и вошел в пригон. Так и есть — пала Зорька, та ласковая, тихая, застенчивая какая-то Зорька, которая нынче принесла, на удивление всем, двух телят. Каждый раз, когда коров прогоняли мимо телятника, Зорька останавливалась, поворачивала голову, смотрела в заиндевевшие окна и тихонько, жалобно мычала, будто просила показать детенышей. Фрол почему-то особенно любил эту низкорослую коровенку. Проходя мимо скотных дворов, он нередко заворачивал в помещение — посмотреть, не оттерли ли Зорьку от яслей. Чаще всего так и бывало. Тогда Фрол разгонял буренок и стоял у яслей до тех пор, пока Зорька, испуганно кося лиловатым глазом, хрустела жестким с мороза, как железные прутья, сеном. Иногда Фрол загонял Зорьку в конюшню и, отрывая от своих коней, наваливал ей полный угол аржанца. Сам стоял с вилами рядом и отгонял тянувшихся к сену лошадей. И вот все-таки Зорька пала. Фрол, будто никому не веря, скинул рукавицы, нагнулся и пощупал коровьи ноздри. Они были скользкими, уже заледеневшими. — Отвезти на скотомогильник, — распорядился колхозный зоотехник. Курганов медленно выпрямился и так же медленно отошел в сторону. — Захар Захарыч, ну как же это, а? — пискнула где-то сбоку Ирина Шатрова. — Ведь у нее двое телят. — Ты береги их, этих телят, — негромко проговорил Захар Большаков, засовывая руки в карманы полушубка. Проговорил так, словно речь шла о детях. — Давайте, что ль, подводу, — снова сказал зоотехник. — Надо вытащить из пригона, отсюда не выедешь. Ну-ка, мужики! — проговорил Егор Кузьмин. Несколько человек сгрудились вокруг павшей коровы, ухватили ее за ноги, за рога, за хвост и поволокли к воротам. Тащили, рывками, с криком: «Раз-два!» Тяжелая коровья туша медленно ползла вдоль изгороди, оставляя на занавоженном снегу пригона клочья рыжей шерсти. — Стой! — крикнул Фрол. — Кому говорю — стой! И, тяжело дыша, подошел к колхозникам. — Ты чего, Фрол Петрович? — Ничего, — буркнул Фрол, засовывая рукавицы за пояс полушубка. Потом Курганов обошел вокруг коровьей туши, стал к ней спиной, присел на корточки. — А ну-ка навали... Чего, как девки, переглядываетесь?! Навали, говорю, на загорбок. — Ей-ей ли?! — Я тоже говорю — сомневаюсь... — Надломишься, Петрович! — Да валите же, дьяволы! — раздраженно крикнул Фрол. — Долго мне еще на карачках сидеть? — Голос его задрожал от нетерпения. Колхозники еще помедлили несколько секунд в нерешительности. Затем Илюшка Юргин с ожесточением потер заскорузлые ладони, будто садился за полную миску дымящихся пельменей: — Завалим, раз просит человек. Уважим просьбу. Налетай, мужики! И тотчас люди снова обступили тушу, перевернули ее через хребет. Коровьи ноги упали на плечи Фролу. — Подмогните... малость, — выдавил он из себя, хватая уже не гнущиеся, как жерди, коровьи ноги. — Еще... Еще, пока не встану... Фрол начал потихоньку разгибаться. Колхозники подпирали снизу коровью тушу плечами. — Еще поддержите, — попросил Фрол шепотом. — Крепче... — И, подогнув ноги, неуловимым движением подался назад. Туша, мягко качнувшись, плотно легла теперь на широкие кургановские плечи. — Отходи... Отходи, говорю! Но, когда люди отошли, колени Фрола начали медленно и мягко подгибаться. — Дядя Фрол!.. Дядя Фрол!! — воскликнула Иринка Шатрова, и голос ее прервался. — Господи, угробится мужик-то! — испуганно прокричала Наталья Лукина. — Бросай, Фрол! Бросай!! — Тихо вы!! — перекрыл всех Егор Кузьмин. И действительно, стало тихо. Но все равно только один Фрол слышал, как хрустнуло что-то у него в самой середине спины и вдоль позвоночника резанула горячая, обжигающая струя. «Все! Упаду... Падаю...» — трижды ударило ему в распухшую голову и отдалось нескончаемым гулом. Потом гудело в голове, больно покалывало в ушах, нестерпимо жгло в позвоночнике. И по-прежнему давила на плечи страшная тяжесть. Но Фрол уже знал, что выдержал, что не упал. Он вдруг сам с удивлением обнаружил, что идет. Идет, покачиваясь, на подгибающихся ногах, но все же идет. И что дойдет до розвальней, стоящих за воротами пригона. Вот только положить коровью тушу в сани у него уже не хватит сил. «Догадались бы помочь, что ли...» Колхозники догадались. — Остался еще пороху тебя, оказывается, Фрол Петрович, — сказал агроном Корнеев, когда корова лежала в розвальнях. Голос агронома еле-еле дошел до Фрола. Курганов не ответил, посмотрел через его плечо на светящиеся в темноте огни деревни. Они покачивались из стороны в сторону до тех пор, пока Фрол не прислонился к изгородине. Но теперь зато огни закрутились, как колеса, все сильнее и сильнее. Колеса были красные, синие, зеленые, черные... |