Онлайн книга «Право на возвращение»
Брам уронил биту, вытащил из кармана пистолет и с изумлением услышал собственный голос, произнесший: — Ползи в гараж. Попробуешь встать — убью. Это говорил Абрахам Маннхайм, когда-то — многообещающий ученый, когда-то — профессор университета, человек со вкусом и недюжинными способностями, служитель искусств и науки — вот до чего довел его О'Коннор. О'Коннор пополз на четвереньках, как младенец, и тихо заплакал. — В гараж, — прошипел Брам, стараясь не поддаваться жалости. — Ползи. И без глупостей. — Мои ноги… О'Коннор дышал с трудом, ища сочувствия. — Ползи! О'Коннор выпрямился, издав звук, похожий на стон кита: долгий, жалобный крик испуганного животного, страдающего от боли. Но двигался он не как кит, а как гигантская черепаха. Выставив широкую задницу в потертых джинсах, он тяжело полз на четвереньках по гравию к двери гаража, скуля жалобно, как младенец. В гараже горел свет и было пусто. Контора О'Коннора со складом была в другой части города, там он держал грузовики, строительные машины и инструмент. Беспомощно распластавшись на чистом бетонном полу, О'Коннор боялся поднять глаза, чтобы не спровоцировать новых несчастий. — Сюда, — указал Брам. О'Коннор с трудом повернулся. — Я пришел сюда… — начал Брам и не закончил фразы. Зачем он здесь? Чтобы свершить возмездие. В современном обществе люди отказались от возмездия. Но он не сможет жить дальше, если не отомстит за гибель малыша. Так велитдревний закон. — Сколько детей у тебя было? Я знаю только о девятнадцати. Сколько всего? О'Коннор лежал на животе. Он тихонько стонал от боли и оттого, что ему было тяжело дышать. — У тебя нет выбора, О'Коннор. Сколько? О'Коннор покачал головой. — О чем ты? — спросил он тихо. — Я… я не понимаю, какие дети? Я не женат. Брам пожалел, что оставил биту на улице. Сейчас она пригодилась бы, он должен заставить этого типа говорить. Несколько лет назад здесь, в Принстоне, и в средствах массовой информации шла оживленная дискуссия о том, что пытки не помогают установить истину. Пытки бесчеловечны и должны быть запрещены. Но где здесь человек? Этот тип — животное, и Брам хотел, прежде чем убить, услышать его покаяние. «Что за странный рефлекс, — подумал он, — эта жажда покаяния. Почему было не выстрелить сразу и спокойно вернуться к своему автомобилю?» Брам нагнулся и стукнул О'Коннора рукояткой пистолета по тому плечу, куда раньше пришелся удар биты. О'Коннор взвизгнул. Испытывая к самому себе отвращение, Брам выпрямился — он ненавидел этого типа, доведшего его до подобных зверств, — выскочил наружу, схватил биту и мгновенно вернулся. О'Коннор не пошевелился. Быть может, удар биты повредил ему позвоночник, под толстой курткой не разглядишь. Брам должен был сразу выстрелить, и все было бы кончено, — но ему потребовалось время, чтобы принять решение. Он чувствовал отвращение, но возмездие еще не свершилось. Он спросил: — Типы вроде тебя держат у себя фото, видео — не знаю, что еще, — где это? О'Коннор лежал, сжав кулаки и тяжело дыша. Брам несильно хлопнул его битой по спине, и О'Коннор вскрикнул громче, чем раньше. Ближайшие соседи жили метрах в двухстах отсюда, и Брам надеялся, что стены гаража, кусты и деревья заглушат крик. Он снова спросил: — Где ты держишь фото? Хочешь, чтобы я тебя снова ударил? — Нет, — завыл О'Коннор, — нет… Браму пришлось снова ударить его — он уже не мог остановиться. Он должен дойти до конца, но до чего же ужасно делать такое, даже с мерзавцем О'Коннором. Он еще раз ударил бейсбольной битой, сильнее, чем прежде, целясь в лопатку. И этот тип заорал долгим, тяжким нутряным воем. — Заткнись! — гаркнул Брам. О'Коннор рыдал и прерывисто стонал, повторяя: — Нет — нет — нет — нет — нет… — Я хочу поглядеть на твои фото и видео, — сказал Брам. — Я… нет… я… шкафчик над кроватью. — Шкафчик? — Сейф… — Код? — Два два — четыре четыре. Теперь, решил Брам, этот тип для него не опасен. Он убрал пистолет, присел на корточки, заложил руки О'Коннора за спину и стянул веревкой. Тот остался лежать на животе. Брам дернул за веревку и приказал: — Вставай. Но у здоровяка О'Коннора не было сил подняться без помощи рук, он мог только лежать, стонать и бессмысленно возить ногами по бетону. И Брам, схватив О'Коннора за плечи, поставил его на колени. И смог наконец как следует разглядеть его лицо. Из ссадин, образовавшихся, пока он елозил по полу в гараже, текла кровь, смешиваясь со слезами, и пачкала щеки. Глаз О'Коннор не открывал, хотя теперь уж он мог бы поглядеть на Брама. — Вставай, — повторил Брам. И помог О'Коннору подняться, поддерживая его за локти теми самыми руками, которыми — уже скоро — влепит в его тело несколько пуль, чтобы прикончить зверя, который прикидывается беспомощным человеком, соседом, нуждающимся в снисхождении. Снисхождения Брам не мог себе позволить — из-за малыша. Но он начал сомневаться в том, что сможет хладнокровно убить человека. О'Коннор стоял, качаясь, морщась от боли, руки связаны за спиной, глаза закрыты. — Покажи мне их, — сказал Брам. — Выходи. О'Коннор вышел и, покачиваясь, побрел по тропинке к двери дома. — Без глупостей, Джон, — услышал Брам свой собственный голос. Пистолет снова оказался у него в руке. В воздухе пахло сыростью, дождем или снегом. Звезд не было видно в затянутом облаками ночном небе. Издалека доносился шум машин; кто-то подъезжал к торговому центру, чтобы купить еду и рождественские подарки, но здесь, у дома, царила тишина. Они вошли в круг света, отбрасываемого фонарем под крышей, О'Коннор наступил на рассыпанные покупки, пакетик с М&М лопнул, и сладкие разноцветные пуговки раскатились по плиткам пола. — Света не зажигать, — сказал Брам. Он шел вслед за едва передвигающим ноги человеком, слушая, как хрустят раздавленные конфетки. Они вошли в кухню, по-американски просторную, со столом для готовки посредине и огромным двухдверным холодильником. В полутьме, отражая свет уличного фонаря, блеснула кухонная раковина. Браму бросились в глаза цифры на дисплее магнетрона: 8:14. Пахло краской, свежей штукатуркой и ошкуренным деревом — запахами дома, готового к приему семьи, в которой будут расти дети и праздноваться дни рождения, и противень с печеньем будут вынимать из духовки и ставить на каменный стол, чтобы остыл. |