Книга Кавалер по найму, страница 28 – Василий Казаринов

Да, аббревиатура ОВБ — отдел внутренней безопасности.

Понятно, отчего так напряглись менты. Еще бы — ОВБ…

— Так этот твой Коржавин появился там не случайно… — ошарашенно протянул я. — Ты хочешь сказать, что погром в доме школьного учителя учинили твои коллеги?!

Я тряс его и тряс — жестоко и яростно, будто хотел вытрясти из этого борца за всеобщую нравственность нечто скрытое внутри. Но тут он сдавленно прохрипел:

— Да отцепись ты! Отцепись, псих желтоглазый!

Эти слова вернули мне ощущение реальности. Я ослабил хватку, отступил от него.

— Ну ты и псих… — бормотал Денисов, ощупывая шею и вертя головой. — Придурок припадочный! — Он резко тронул с места, понесся вперед. — Ну все, сейчас я сдам тебя куда надо.

— А куда? — вяло поинтересовался я.

— Как куда, в зоопарк! Таким, как ты, место исключительно в клетке. Чуть шею мне не сломал…

— Ну извини, извини. Я ведь любил его. Ты должен понять…

Минут пять мы молчали.

— А кто он тебе был? — тихо спросил Денисов.

Не знаю. Просто очень близкий человек. Ближе не бывает. Наверное, только мама. Но мамы я не помню. Она умерла, когда мне было всего два года. Несчастный случай. Она ведь, как и отец, была геологом. Утонула в таежной речке. Отец никогда не рассказывал, как это случилось.

— Так все-таки… — не унимался я, — это были менты?

— Да… — мрачно признался Денисов. — Ребята из ОБППСОН.

— Откуда-откуда?

— Отдел по борьбе с преступлениями и правонарушениями в сфере общественной нравственности.

— Ну надо же, какие высоконравственные менты! Ты их достал потом?

— Нет. Они тут же уволились из органов.

— А какого черта полиции нравов понадобилось в квартире скромного пенсионера? — спросил я, и тут же смутная догадка возникла в моей голове: — Ты хочешь сказать….

Денисов сокрушенно покачал головой:.

— Да. На той жилплощади, которую твой учитель сдал некой мадам Синатской, Людмиле Львовне, размещался маленькой уютный бордель… Я поднял дела прежнего ОБППСОНа — все, начиная с момента создания отдела в девяносто седьмом году.

— И что?

— Да странно все это выглядит… Поначалу дела шли шустро, бордели накрывали чуть ли не каждый день — словом, к концу года их количество исчислялось сотнями. Но к девяносто девятому году таких — накрытых — оказалось всего восемь за год.

Я расхохотался и левой рукой слегка крутанул руль влево, потому что Денисов, уставившись на меня, отвлекся от дороги и чуть не протаранил серебристую «шкоду-фабиа», за рулем которой сидела женщина. Симпатичная машинка притормозила у обочины, напротив цветочного магазина, из нее вышла женщина лет тридцати и остановилась напротив витрины, за стеклом которой буйно распустились яркие цветы явно нездешней флоры. Денисов в сердцах пару раз просигналил, она обернулась. Лица женщины мы рассмотреть не смогли — оно было скрыто за дорогими очками в тонкой черной оправе. Я приветливо помахал ей рукой.

— Что тут смешного? — спросил Денисов.

— В самом деле — ничего. Твоя статистика — не более чем иллюстрация одного известного правила из современной жизни.

— Да? И что за правило?

— Что охраняешь — то и имеешь. Аптеку охраняешь — лекарства имеешь. Продмаг — имеешь колбасу. Пасешь ночных бабочек — имеешь девочек.

Денисов фыркнул, хотел было возразить, но я стоял на своем:

— Да брось ты, майор. Ты же лучше моего знаешь: ребята из вашей полиции нравов просто взяли эти очаги разврата под свой контроль. Ведь так? Но тогда тем более непонятно…

— Что?

— С чего это они вдруг наехали на эту курицу, которая несла золотые яйца, как ее там — Синопская?

— Синатская… Не знаю. Возможно, им не слишком понравилось, что она вдруг пришла ко мне в кабинет и написала заявление — о налете милиции на ее заведение. Коржавин был обязан реагировать — вот и пришел посмотреть. Там вы с ним и встретились. А на днях он рассказал об этой истории мне.

— Как курица теперь поживает? Министр внутренних дел вручил ей почетную грамоту? Или наградной пистолет?

— Вроде того… — хохотнул Денисов. — Ее тут же упекли в СИЗО. По статье — за содержание притона. Дело весь год мурыжили в разных инстанциях. Потом легло мертвым грузом в одной из районных прокуратур. А позавчера наша золотоносная курица взяла да и упорхнула.

— Как это? Прямо из-за решетки?

— Нет. Ее выпустили. Но даже не это меня удивило. — На лице Денисова проступило выражение озабоченности. — Вчера в эту прокуратуру явились трое ребят с малоприметными лицами и в малоприметных, серых костюмах. И дело изъяли. Это были ребята из Большого дома.

— Чего-чего? Какого дома?

— Того самого, в одном из окон которого тебе мерещился человек, выглядывающий из-за портьеры. — Он поморщился, как от зубной боли. — Я, собственно, перед встречей с тобой туда наведывался. У меня там приятель работает, однокашник. Наводил справки.

— И что сказал приятель?

— Отвянь. Не лезь. Это не твои дела. Выбрось из головы.

— Ты выбросил?

Он промолчал. Мы неторопливо катили по Волоколамке в сторону центра. Денисов, привалившись плечом к дверце, придерживал правой рукой рулевое колесо и подслеповато щурил глаза, глядя на идущий вперед похоронный автобус с черной полосой на боку. Я думал о том, как все складно устроилось. Ребята из полиции нравов уволились. Курица выпорхнула из СИЗО — ищи ее теперь. Дело исчезло из прокуратуры. Никто не виноват, никто ничего не знает. А учителя не стало…

— По ее делу проходил один деятель, — подал голос Денисов, будто угадав ход моих мыслей. — Насколько я понимаю, дружок Синатской, — он многозначительно кхекнул в кулак, — любовник, точнее сказать. Он был вроде ее охранника и водителя. Ему удалось отвертеться, он проходил как свидетель.

— Зачем ты мне об этом говоришь?

— Да так… Мне вдруг показалось, что ты не прочь повидаться с Людмилой Львовной. Так?

— Угадал. И где ее насест?

— Хм, этот город велик. Кто ж знает где. Но если тебе так приспичило… Она, насколько я могу судить по нескольким встречам, которые у нас были, души не чаяла в этом своем любовнике.

— И что?

— Выйдешь на него, — возможно, найдешь и ее. Что-то подсказывает мне, что она сейчас в жутком трансе.

— Понятно. Глотнула вольного воздуха, голова пошла кругом.

— Нет, не то. Поначалу этот малый проявлял о своей подружке коллеге трогательную заботу — передачки носил, утешал. Но последние месяца три как в воду канул. Пропал. Насколько я знаю, баба она ревнивая. И подозревает, что дело тут в женщине. Не хотел бы я оказаться на месте этой разлучницы… Ладно, поживем — увидим. Тебе куда, собственно?