Онлайн книга «Тарантул»
|
От всего происходящего желеподобный господин № 45678 находился в состоянии близкому состоянию господина № 87654. Он даже забыл дышать и покрывался трупными веселенькими синенькими васильками. Суровый Чеченец отвлек его от печального созерцания действительности и задал несколько конкретных вопросов. И получил конкретные ответы. Что позволило ему скорректировать наши действия. Леха Иванов напротив был беспечен и весел и хотел отвлечь несчастного анекдотцем о Зайце, Волке и Лисе. — Погоди, родной — остановил меня Чеченец. И задал вопрос: где находится система электропитания компьютерного центра. — Там автономное питание, — получил ответ. — Отпустите меня… у меня жена… у меня подагра… — И что это значит? — не понял я. — В смысле, надо атаковать. — Не пробиться туда, — цокнул Чеченец. — При все нашем желании. Слишком много неверных. — Неверных, — повторил я и мы, взглянув друг другу в глаза, опаленные боем и наркотической гарью, поняли без слов. — Все будет хорошо, дядя, — сказал я. — А скажи-ка, где находится система охлаждения всей зоны? — Там, — обреченно отмахнул ладошкой. — Под лабораторией… — И вскинулся в ужасе. — Господа, что вы хотите сделать? — Догадайся сам, жижавнюк, — осклабились я и Чеченец. — Это невозможно, — всплеснул ручками. — Это будет катастрофа… экологическая… — Дурак, лучше эта, чем другая, — сказал я. А Чеченец приказал. Вперед!.. … Прорыв в зону системы охлаждения всего комплекса «А» нам удался. С потерей нашего неуклюжего проводника — ему не повезло: стрела впилась в номерок. Вжиг! А стрелы, мать моя родина, летали так, словно мы находились в джунглях Амазонии. Чеченец и я старались не обращать на них внимания, круша врагов матом, спецназовскими ударами и надежным автоматом Калашникова. От наркотического угара и куража боя у меня возникло впечатление, что рядом со мной молотят врага мои друзья и товарищи из героической 104-ой. Они идут за мной беспощадным римским каре и нет силы, способной остановить эту живую и мощную волю духа. — Ваня, прикрывай! — ору я. — Алеха, слева, — отзывается Ванечка Стрелков. — Стрелы!.. — Осади малость, твари нечистые! — пыхтит Колька Кирсанов, добродушный самарский увалень. — Ну ужо я вас!.. — Снайпера, Василек! — Бей, Мишка! — Сюда-сюда, братцы!.. — Славка, огоньку!… Дай-дай-дай! — Мужики, гранаты! Где, е`вашу мать, гранаты!… — Из подствольника, Иванов!.. — Ах, е… ть ваш весь род! — Кровь-кровь-кровь!.. — «Тарантулы»! За мной! — Ааа! Ыыы! Ух! Эх! Их! Матушка-Рассея!.. Потом ближний бой закончился. Мои боевые друзья и товарищи ушли в вечность, а я и Чеченец забаррикадировались в подвальном помещение, оплетенном кишками огромных труб. Перевели дыхание. До часа Z оставались минуты и можно было поговорить на прощание по душам, не обращая внимания на удары в бронированную дверь. — Ты ранен, Леха, — обратил внимание Чеченец на две стрелы, торчащие в предплечье. — Ха! Пустое, — отмахнулся. — Ты сам-то как? — Хорошо, — хныкнул. — Умирать будем красиво. — Конечно, родной, — ответил я. — Не забывай меня. — Такое забудешь, — усмехнулся. — Торопись, Алеха. Время! — Да-да, прощай, Чеченец. — А все-таки мы их, Алеша, сделали, — уходил. — Не смотря ни на что. Как Заяц Лису, а? — Как Заяц Лису, — захохотал я. — Это точно! А Волк при нем! — А Волк при нем, — тоже смеялся, удаляясь из моей жизни. — Ох, Леша-Лешка, с тобой не соскучишься, ха-ха. Когда он исчез, я обратил внимание на свою тень — она была мерзкая, липкая и от грехов черная. Впрочем, это, возможно, была моя кровь… Хотя это уже не имело никакого значения. Я чувствовал, что сокрушающий миллионы и миллионы жизней час Z где-то здесь, рядом, он заполняет удушливым наркотическим смогом все пространство и спасение лишь в одном: очистить это пространство концентрированным кислородом. С трудом открываю винтиль резервуара, похожего на огромную и чудовищную по мощи бомбу. Упругая и жесткая струя вырывается из емкости, как джинн из лампы Алладина, и начинает гулять смерчем… Я поймал в кармане куртки зажигалку — подарок Вани Стрелкова… посмотрел на часы… минута до часа Z… 59 секунд… 58… 57… 56… 55… 54… 53… 52… 51… 50… 49… Поднес к глазам зажигалку и увидел на её отполированной от частого употребления зеркальной поверхности себя, Алешку, юного и восторженного… каким он был на берегу моря… где на мелководье плескалась девочка Ю, заливающаяся дивным колокольчиком: дзинь-дзинь-дзинь… — Ю, — сказал и щелкнул колесико кремня, точно повернул колесико времени. — Ю, — сказал и словно нанес молниеносный последний удар по себе и всему тому, что подлежало немедленному уничтожению. — Ю, — сказал и увидел — колоссальная, огненно-плазменная цунами, вырываясь на свободу, накрывает полностью своей раскаленной магмой бетонную конструкцию всей спецзоны «А». И увидел — пространство моей пластающей во мгле отчизны осветилось, и в этом очистительном пламени я увидел людей, их было миллионы и миллионы, и они были люди, они стояли у окон и молча смотрели на бушующее зарево. И увидел — как содрогнулся весь милый городок Ветрово и все его жители тоже припали к окнам. И увидел Летту, она стояла у хирургического стола и, услышав чудовищный подземный гул, вскинула голову к слепящим лампам операционной и все поняла, и маму увидел, продолжающую недрогнувшей рукой свою бесконечную работу. И увидел усталых молоденьких солдатиков, выходящих из смертельного боя. И увидел девочку Ю, рисующую дом и кошку в нем, и гамак, и медведя, и себя, и меня. И увидел Антонио, укачивающую на руках Ваньку… Потом увидел, как плавится рука и сам человек, не успевший притопить клавишу компьютера, чтобы вызвать дьявольский час Z; увидел, как на другой части планеты пытаются реанимировать этот час Z, не понимая, что нельзя реаминировать труп; потом увидел, как трещит инкрустированный телефон на даче государственного деятеля, и тот просыпается в поту от дурного предчувствия, напяливает на свои маленькие кротовые глазки очки с мутными стеклами, а после слушает сообщение, превращаясь в омерзительного и раздавленного скурлатая, но находит в себе последние силы и тряскими пальцами набирает номер телефона, известный только ему… И вижу: моложавый человек с лицом удавленника и соломенной челочкой на нем удивленно отрывает голову от документов, у него странные глаза — в них стоячая жижа мертвого ржавого болота, и этот человек внимательно слушает, что ему говорят, и с каждым словом покрывается пунцовой краской гнева… |