Книга Тарантул, страница 42 – Сергей Валяев

От пахнущей южным дендрарием и ночами заполошной любви Розочки я узнал по большому секрету, что именно произошло: в городской больнице № 1 кого-то убили, прямо в охраняемой палате, какая жуть!..

— Жуть! — согласился. — Какие времена, какие нравы.

Возвращаясь на ВОХРовский пост, размышлял о том, кто оказался очередной жертвой нашего периода полураспада? А что думать? Я знал этого счастливчика, отправившегося вслед за своими подельниками окучивать то ли райские кущи, то ли метать уголек в печи ада. А вот кто его туда отправил? В потусторонний дендрарий? Вопрос?

Не я. На то имеется надежное алиби, как выражается следователь из столицы. Однако есть ли достаточное оправдание у Чеченца? Не знаю. Кажется, он не покидал казенный, пропыленный кабинет во время задушевной беседы двоих?

Вечером дома меня поджидала анекдотическая внезапность, похожая на вульгарную и взбалмошную бабенку со своими пензескими капризами и фантазиями.

Затренькал телефон. Мама, решил я, снова со своими сногсшибательными новостями. И ошибся. Иногда совершаю ошибки, чтобы потом их исправлять. С надсадой. И кровавыми пузырями на сердце.

— Чеченец, жить хочешь? — спросил мужской незнакомый и глухой голос.

— А ты кто? — спросил я.

— Никто, — оригинально ответил мой неведомый собеседник. — Не ответил на вопрос.

— А ты кто? — спросил я.

— Х… й в пальто, — раздражался незнакомец. — Слушай, Чеченец, внимательно, если хочешь жить-поживать да добра наживать.

— Добра наживать? — повторил я и выслушал типа в пальто, иногда умею быть терпеливым, как послушник в келье, ожидающего промысел Божiй. Слушал и смотрел, как за окном ссутулится от холода ночь.

— Так что, Чеченец, думаю, хватит два денька?

— Думаю, нет, — ответил я.

— Ничего-ничего, потряси Лаптя, — сказал незнакомец, — он у тебя богатенький.

— Отчима?

— Его-его, — подтвердил. — До скорой встречи, Чеченец.

— Ага, — ответил в трубку, где пульсировали короткие сигналы.

После рухнул на кровать и расхохотался в голос. Лежал в полутемной комнате и хохотал. И звук был таким, будто смеются все мои друзья, собравшиеся на новогоднюю пирушку, прерванную нелепым появлением провинциальной дурочки из города Пензы в соломенной шляпке со страусовым пером и бабушкиным ридикюлем.

Наконец я успокоился, мои товарищи ушли в стылый мир смерти; остановить я их не мог, это было выше моих сил.

Ситуация же в моем мире складывалась уморительно-потешная. Нечто вон выходящее.

Некто в пальто, как он представился, пытался меня шантажировать. Меня! Шантажировать!!!

Шантажист обладал информацией о моих последних подвигах, требуя за молчание куш в двадцать пять тысяч американских долларов. Не больше не меньше. Конечно, это копейки по нынешним временам, однако мне готовы пойти навстречу и ограничиться этой скромной суммой.

Итак, моя жизнь оценивалась всего в двадцать пять кусков зелени. Не слишком дорого, что там говорить. И я бы купил свою жизнь за этот пустяк, да вот беда — люблю платить только по счетам, предъявленными мне Создателем нашим. Такая вот моя причуда и душевная слабость.

Однако возникает вопрос, кто посмел взять ЕГО функции на себя? Кто этот пустоголовый болван и самозванец?

Если судить по деталям, он не слишком представляет мою биографию. Хотя сдать меня в ежовые руки правосудия, как он считает, можно по тому факту, что мою физиономию опознают многие любители пива и раков, оставшиеся жить после столь увеселительной вечеринки, где основным номером с ТТ выступал я.

После недолгих размышлений я решил, что это не слишком удачная шутка господина Соловьева, желающего таким своеобычным образом затащить меня в братву. Хотя не думаю, что он настолько глуп, чтобы ломиться в открытую дверь.

Помнится, Сашка Серов советовал пойти мне в бандиты, но благородные. Но можно ли вытаскивать из костра войны запеченные, как картошка, головы врагов, не гадя руки? Боюсь, нет.

Пора определяться, кто будет прогуливаться по городку: Алеша или Чеченец. К сожалению, вдвоем им нет места на ветровской земле.

Врачи утверждают, что утренние прогулки по осеннему лесу полезны для здоровья, и с этим не поспоришь. Особенно, если есть проблемы принципиального значения: жить или умирать.

Подобную вылазку по родным заросшим холмам я решил предпринять вместе с господином Соловьевым. В городке была слишком напряженная и загазованная атмосфера.

Мы оставили дружный коллектив единомышленников на трех автомобилях у края перелеска, а сами отдалились под сень деревьев, стоящими часовыми в тихом тумане. Пахло павшей прелой листвой. Из-за тумана и плотного лиственного плюша под ногами звуки были приглушенны.

— Все идет нормальным ходом, Чеченец, — сказал мой бывший однокашник, — ситуацию держим. Бодяга ментовская закончится, забьем стрелку «марсианам» и «слободским»: кто не с нами, тот против нас.

— А кто отправил «марсианина» с больничной койки в полет? поинтересовался. (Чтобы снять подозрения с Чеченца?).

— Мы, кто же еще? — засмеялся Соловей. — Стукнули, что мечтает колоться столичным мусорам, а зачем в наши делишки мешать чужих? Что-то не так?

— Спасибо, — сказал я. — Ты патриот своей малой родины.

— На том и стоим, Алеха!

— Самое время сесть, — предложил я. — Чтобы не упасть…

— А что такое?

Мое повествование о ночном телефонном шантажисте сопровождался таким гомерическим хохотом, что казалось, ухает стая, оголодавших вконец филинов.

— Ты шутишь, Чеченец? — не верил.

— Какие могут быть шутки.

— Сделаем, Леха, какие проблемы? Городишко маленький, за два дня всех на дыбу поднимем.

— Всех не надо, — сказал я. — Мне бы тротиловую шашечку… для полного счастья.

— Ох, Леха, благодетель ты наш, все лучшее отдаешь людям, — засмеялся. — Как понимаю, начинаем работать, Чеченец?

— Не забудь завести трудовую книжку, — отшутился. — Чтобы стаж не прерывался.

— Это непременно.

— И последнее, — вспомнил. — Что за спецзона «А» на фабрике? Все о ней говорят, а толком ничего не знают.

— А зачем тебе? — покосился с подозрением.

— Должен знать, что на родине происходит? Водочку, что ли, гонят?

— Не знаю. Вроде фабричные сдают территорию танковой части, а те чего-то себе куют на продажу.

— Оружие?

— Не знаю. Мы туда не ходим. Против танка не попрешь, — рассмеялся.

— Иногда можно, — заметил я. — Горят за милую душу.

Побродив между холодными иззябшими деревьями, мы вернулись к машинам. Я был отрекомендован трудовому коллективу, как заместитель директора ТОО закрытого типа «Лакомка», приказы которого исполняются беспрекословно. Работнички поскребли свои квадратно-стриженные затылки, вздохнули — ещё одно руководящее фуфло на их головы.