Книга Экстремист, страница 18 – Сергей Валяев

— Неуплата налогов, Матвей Кузьмич, — решил я спровоцировать собеседника на откровения.

— Сынки, брехня!

— Около пятисот миллионов рубликов! С прибыли.

Генерал Самойлович вспомнил про ружьецо, да им некстати заинтересовался Резо-Хулио, тоже неравнодушный к такой подарочным обрезам.

— Ну-ну, — крякнул наш собеседник. — Обложили? А зачем?

— Ищем истину, Матвей Кузьмич.

— Ха, истину, — хохотнул. — Кому она нужна, дура! Когда все в пекло… в тартарары… — махнул рукой. — Не там ищите, друзья мои. Я свое отыграл, но в ящик играть мне… рано-с!

— А на вас грешат, Матвей Кузьмич, — посчитал нужным предупредить. Уж если решат, то и пулеметы не помогут.

— Да уж, — хекнул Самойлович. — Горек будешь расплюют, сладок будешь расклюют.

— А мы к вам с участием.

— Не спеши словом, спеши делом, — прервали меня. — Где у нас, хлопцы, истина?

Резо-Хулио хотел ответить, как всегда в рифму, но генерал опередил: в вине. То есть в нашем деле без бутылки не обойдешься, где эта благословленная истина и хоронится.

Мы были приглашены в райский уголок, находящийся за домом. Между соснами бродили экзотические птицы с маленькими злыми головками — павлины. Одна пава распушила хвост и выглядела среди корабельных деревьев, как топ-модель среди эскимосов.

— Моя радость, — признался генерал. — Люблю этих куриц. А чего люблю, не знаю… Покойница-женушка ругалась, блажуешь, старый черт. Блажую себе в удовольствие.

— А пингвинчиков нет? — пошутил Хулио, разливая красное, домашнее винцо по деревянным кружкам.

— А зачем? — удивился Самойлович.

— Для гармонического развития естества, — туманно ответил наш друг и поднял тост за доброго хозяина, за гостеприимный дом, за солнце, благословляющее этот угол, за павлинов и пингвинов…

— Ты бы хоть жестом отмечал, когда можно выпить, — прервал я тамаду.

— За госпожу-удачу, господа, чтобы она почаще нам давала…

— Чего давала-то? — фыркнул Никитин.

— Того… встреч!.. Ааа! — и что-то проклекотал на своем родном языке, мол, в каком обществе я вынужден находиться: орел среди павлин-пингвинов!

Вино было кисловатым, с запахом холодного утреннего багрянца и кистей красной рябины.

Все-таки чудной народец проживает на среднеравниной полосе. Гонит винцо-горе из рябины, промороженной осенними ночными заморозками, листает от скуки прошлогодние журналы, где между страниц плющится прошлое, и разводит странную чужую птицу, пугающую своим мерзко-пронзительным песнопением мирную округу.

— Гули-гули, — и генерал швырнул в сторону птичьего отряда жменю проса. Птицы всем высокомерным видом показали, что презирают такое фамильярное отношение к своей красе неземной: какие мы, к персидской матери, гули-гули. — Ишь, принцессы! Сейчас соседа Петю кликну, он вам, кралям, вклинит колышек.

Я понял, что надо торопиться с исповедью хозяина, и напомнил о теме нашего разговора.

— Хлопчики, я боевой генерал, так?

— Так.

— И я буду всей этой хеепней бухгалтерской!.. Лучше смерть.

— Не понял, Матвей Кузьмич, — признался я.

— Сейчас поймешь, — пообещал генерал и, залив в горячие меха литр бражки, начал свое трагико-комическое повествование. О невидимом рынке, где все продается и покупается. И не только оружие.

На этом рынке генерал Самойлович считался большим докой и отличным специалистом. Прочитывал любую сиюминутную политическую ситуацию в мире и знал кому, где, и за сколько «впарить» красного товару. Чтобы и купец доволен был, и покупатель рад.

Во время блаженных времен Ильича Второго экспорт стреляющей кухонной утвари достигал до двадцати миллиардов долларов. Все говорили о мире и вооружались до зубов. Хорошие времена были, хлебные. Потом наступили другие времена!

Было такое впечатление, что у новых кремлевских мечтателей полностью отсутствует мозговое вещество, а вместо него функционирует копчик. Или то, что ниже.

Нормальная практика торговли рухнула от краснобайства политических мудозвонов. Под гильотину с истерической помпой угодил весь ВПК. Это все равно что зарезать павлина и сварить из него тухлый супец, как образно выразился генерал.

И в результате этой перекройки мы в казну получили ноль целых и одну десятую пенчика, то есть копейки. А вот плешивый дядюшка Джо нынче хорошо устроился — до 80 % гонит экспорта. И никаких чувств не испытывает, кроме глубокого удовлетворения. Как говорится, кому-то сладкий медок, а кому-то соленый херок!

Когда малость одумались в кремлевских палатях, было поздно. Золотой дождик шел над Охлахомой, а над нашей родной Тамбовской или там Курской губерниями безоблачное небо. Засуха, и такая — хоть вой!

Начали искать виновника засухи и, понятно, нашли — кто в ответе за осадки? Главный метеоролог Самойлович. А подать его сюда?

Подали главного растратчика и подлеца. В соответствующей, понимаешь, упаковке. Государю-батюшке. Тот был немилосерден:

— Безобразие! Почему засуха, ирод?

— Так это, свят батюшка… Отогнали от родимой земельки грозо-вые облака… И кто? Свои же кремледумцы.

— Ничего не знаю, — отвечал Государь-хмельны очи. — Казну мою тянешь, понимаешь… — И опричникам. — На кол его!.. Тьфу! В отставку, супостата!

Тут я, притомленный иносказательным повествованием, не выдержал и задал конкретный вопрос: кто из служивых людишек занимался казной?

— Литвинов, сукин сын, — крякнул генерал. — Гадкий человечишко, хапал, оказывается, ртом и наоборот, значит. А с виду — сопля в обмороке.

— И где её найти?

— Кого?

— Соплю.

Генерал выразительно закатил глаза к небесам: удавился, сердечный, как есть удавился, опосля проверки КРУ Минфина. Мог сбегнуть на Мальдивы с котомкой, да трусоват сказался. Убег на воздушные острова, где скоро все будем. От такой жизни.

— А заместители у него были? — не унимался я.

— Аж два!

— Кто?!

— Так они тож.

— Как?! — ахнул я. — Удавились?

— Хужее дело.

— Куда же ещё хуже? — изумился я.

Генерал чокнулся с Хулио, который с удовольствием принимал самое активное участие в разговоре. Банальным образом — заливал свой бурдюк под самую завязку. Никитин, скучая, резал тесаком яблочные шарики на удобные ломтики — пополнял организм железом; не любил носить, когда надо, бронежилет.

— Куда же ещё хуже? — повторил я свой вопрос.

Генерал закусил ломтиком антоновки и объяснил, что имеет ввиду. Дело в том, что первый заместитель некто Фролов тоже оказался пройдохой и воришкой, но вредным. Вместо того, чтобы стандартно там удавить себя или запустить пулю-голубку в свой пыльный чердак, заглотил, плесень, литр уксуса. И принялся страдать, мол, я честен перед обществом и готов собственным обожженным пищеводом доказать это. Доказать-то он ничего не доказал. А вот проблему медицине создал — три дня и три ночи люди в белых халатах мучились с беспокойным пациентом. Зачем? Чтобы потом посадить на скамью подсудимых? Нет, успел удрать чеканутик от суда человеческого на суд Божий…