Книга Всадники "Фортуны", страница 46 – Ирина Измайлова

— Я отвезу вас. — Даниэль допил сок и кинул на стойку несколько купюр. — Лео, спасибо, все было здорово. Охранникам передай, что они были на удивление расторопны: если б не комиссар, в меня успели бы вхлопать не больше двух-трех пуль. Счастливо!

Десять минут спустя золотисто-коричневая издали и совершенно изумрудная вблизи «ларосса» Лоринга неторопливо вырулила со служебной стоянки и, миновав пару пустых улиц Килбурна, понеслась по шоссе в направлении столицы.

— Но вы-то живете в Лэнди-бридж! — спохватилась Айрин, начиная понимать, что так вот запросто заполучила водителем шестикратного чемпиона мира и даже не спросила, насколько задержит его этой поездкой.

Даниэль засмеялся:

— Громко сказано. Постоянно я нигде не живу. Скажем так: основное мое жилье — под Дюссельдорфом, но здесь — вотчина «Лароссы». Когда заканчивается сезон, я получаю около полутора месяцев отпуска, а потом начинается — испытания новой машины для будущего сезона, тренировки, тестирование, изо дня в день, в течение двух с половиной месяцев. Выходных нет или почти нет. С каждого Гран-при, из любой страны, мы возвращаемся сюда — готовиться к новому заезду. Поэтому я купил здесь дом. От Килбурна это всего шестьдесят километров, а по-вашему, по-английски, — чуть меньше сорока миль.

Даниэль говорил самым беззаботным тоном, полуповернувшись к собеседнице, почти не глядя на несущееся перед ним шоссе с то и дело возникающими впереди яркими пятнами чужих фар. Это была не гонка, можно не спешить, и машина шла на скорости каких-то сто восемьдесят километров в час. При этом ее соприкосновение с асфальтом едва ощущалось, движение было легким, словно невесомым.

— Значит, здесь сейчас и ваши жена с детьми? — спросила комиссар. — А они не волнуются?

— Мобильник же есть! — засмеялся он. — А Матильда с ребятами отправились в кругосветное океанское турне, и в настоящее время они где-то возле Галапагосов. Сюда они вообще редко приезжают. Я ведь дома только ночую.

Странное напряжение было в этот момент в голосе Рыжего Короля. Напряжение и еще что-то. Тоска? Что-то не так? Газеты чего только ни пишут о личной жизни звезд, тем более таких звезд. Айрин не верила этим щелкоперам. Но вчерашняя красноголовая корреспондентка сказала правду: к Лорингу никогда не подходили после его побед в заездах женщины, разве что пресс-секретарь. Никто не вис у него на шее, не целовал. Но разве это что-то значит?

Казалось, Лоринг прочитал ее мысли.

— Да нет, — он говорил спокойно, напряжение исчезло. — Там все нормально. Правда, нормально.

И, помолчав, вдруг попросил:

— Айрин, а вы не можете завтра позвонить Брэндону и сказать, что полиция уже не подозревает его? То есть что он не виновен в смерти Джанни? Позвоните, а?

— Я? — удивилась комиссар. — Позвоните сами.

— Не могу, — его голос звучал глухо, будто что-то мешало говорить.

Айрин быстро подняла глаза:

— Поссорились?

— Хуже. Я его ударил. Прямо после пресс-конференции.

Помолчав несколько секунд, Лоринг повернул голову. Комиссар чуть заметно улыбалась, глядя на летящую за окошком машины темную дорогу.

— Осуждаете меня? — холодно спросил Даниэль.

— Что вы! Удивляюсь и восторгаюсь.

— Чем?

— Тем, что вы просто ударили. Я бы ему за такое челюсть вышибла! А кстати, отчего у него такое странное имя — Брэндон? Уж никак не немецкое. И даже не английское. Скорее в стиле янки.

Гонщик поморщился:

— В стиле и есть. Вообще-то его назвали Бертольдом, в честь отца. Но брату потом стало казаться, что это слишком старомодно. В школьные годы он увлекся американским актером Брэндоном Скоттом — многие мальчишки тогда им восхищались. И когда пришла пора получать паспорт, Брэди взял и поменял имя.

— Отец обиделся?

— Наверное. Виду не показал, но уж точно не радовался. Потом все привыкли — сейчас каких только имен ни бывает! Вы — первая, кто об этом спросил.

Телефон Айрин подал голос неожиданно. Причем на этот раз зазвучал не вальс Штрауса, а самая настоящая сирена, не особенно громкая, но резкая и тревожная.

— Ого! Скотленд-Ярд проснулся! — Тауэрс мигом выудила мобильник из кармана жакета и нажала на кнопку. — Слушаю.

— Комиссар! Говорит инспектор Уитни. Вы все еще в районе Килбурна?

— Уже нет. Миль за тридцать пять от него, еду в Лондон. А что?

— Час назад двое разбомбили банк возле Гайд-парка. Взяли около миллиона фунтов. И, представьте, успели выскочить из города. Машину поменяли. Сейчас у них серебристый джип-«балтимор», идут на скорости около двухсот по Манчестерскому шоссе. Их засекли пять минут назад на девяносто второй миле. И я подумал…

— Что бы вы ни подумали, это нереально, инспектор! — резко оборвала Айрин. — Я отпустила машину и водителя, еду на частной машине. К тому же, чтобы свернуть на Манчестерское шоссе, нам нужно вернуться назад миль на пятнадцать. Говорите, девяносто вторая миля? Да я отстану на полчаса, как минимум. Мне их не догнать.

В трубке послышался стон.

— Простите, ради Бога! — охнул Уитни. — С меня голову сорвут. Район-то мой! А что не обеспечили охрану и все такое — кто станет слушать? Похоже, это был Кевин Кросс с очередным подельником.

— Мне их не догнать! — повторила Айрин. — Вызывайте вертолет.

— Да нету сейчас свободных вертолетов. Вы же знаете.

— Айрин! — вдруг вмешался Даниэль. — Если вы хотите догнать кого-то, кто сейчас на сто сорок седьмом километре, он же — девяносто вторая миля Манчестерской трассы, то это проще простого. Поехали?

Она кинула на Лоринга быстрый взгляд:

— Это может быть небезопасно!

— Думаю, это будет безопаснее того, что происходило утром. Едем!

«Ларосса» вошла в крутой вираж, и комиссар коротко кинула в трубку:

— Начинаю преследование. Сообщу, куда высылать подкрепление. Связь через двадцать минут.

Они промчались в обратном направлении за какие-то три-четыре минуты, потом вновь развернулись, нырнув на боковую ветку дороги, и вот уже красавица-машина летела по Манчестерскому шоссе. Глянув на спидометр, Айрин едва не ахнула: стрелка пристала к отметке «двести тридцать» и мерно ползла дальше.

— На этой штуковине тоже можно делать до трехсот семидесяти? — спросила комиссар.

— Да нет, — теперь голос Лоринга был по-деловому тверд. — Нельзя, конечно. Не больше двухсот девяноста. И то при условии трассы без трамплинов [20] , иначе небезопасно. Пристегнитесь.