Книга Она слишком любила красное, страница 27 – Алексей Макеев

– У меня есть некоторые сомнения насчет зонтика, – на одном выдохе сказал я.

Виктория чуть покраснела. Мне показалось, что я попал в самую точку.

– Если бы ты вдребезги разбила автомобиль, то я не сказал бы тебе ни слова. Я не стал бы тебя укорять. Это твоя машина, и ты вправе распоряжаться ею по собственному усмотрению.

Виктория заерзала в кресле.

– Да, милый, – согласилась она. – Я знаю, что ты щедрый человек. Но никак не пойму, к чему весь этот разговор?

Она глубоко вздохнула.

– Почему ты решила, что я стал бы ругаться из-за обшивки салона?

– Я не думала, что ты будешь ругаться. Новый автомобиль… Мне самой неприятно от того, что все произошло так глупо и нелепо. Нечаянно нажала на кнопку…

– Я уже слышал эту легенду! – резко перебил я. – Сработала пружинка, и наконечник зонтика воткнулся в потолок…

– Все верно, милый! Именно так и произошло.

Тыльной стороной ладони я обтер вспотевший лоб.

– Мне кажется, здесь не обошлось без прямого или косвенного участия Данилы, – хладнокровно произнес я.

Виктория пожала плечиками.

– Ты напрасно думаешь, что это он испортил машину. Но если бы Данила нечаянно распорол обшивку, то зачем бы я стала скрывать от тебя правду?

– Я сомневаюсь, что ты вообще мне ее говорила!

– Что?

– Эту правду.

Виктория чуть не задохнулась от возмущения.

– Я не поняла смысл твоих намеков, – растерянным голосом сказала она. – Я не пойму, к чему ты клонишь?

– Пустяки, дорогая! – отмахнулся я. – Мысли вслух и ничего серьезного. Не обращай внимания, мало ли какая чушь приходит на ум.

Я сделал вид, что мне совершенно безразлично, получу я ответ на свой каверзный вопрос или нет.

– Я не хочу, чтобы между нами была какая-то неясность, – решительно заявила Вика.

Ее выдержка таяла на глазах, как стаканчик мороженого на солнцепеке.

– По-моему, между нами и так все предельно ясно! – возразил я.

Мое высказывание показалось мне забавным до такой степени, что я даже не пытался скрыть ехидную улыбку. По взгляду Виктории я сразу догадался, что эта безобидная улыбка была для нее чем-то вроде вестника несчастья. Она вжалась в кресло и смотрела на меня широко раскрытыми глазами.

– Мне кажется, дорогая, что между нами все предельно ясно, – повторил я.

– Если ты решил выяснить какой-то вопрос, то будь откровенным до конца, – вспылила Виктория. – К чему это словоблудие? Я не предрасположена разгадывать твои ребусы. Я никак не пойму, на что ты намекаешь. Я нечаянно испортила обшивку салона и сильно расстроилась! Я не совершила ничего предосудительного. За что ты учинил мне подобный допрос? Почему я должна терпеть твои унизительные упреки? Я не понимаю, при чем здесь Данила?

– Ты совершенно права, – согласился я. – Действительно, при чем здесь Данила?

Я вновь улыбнулся, но в этот раз даже сам почувствовал, что моя улыбка была злой и дерзкой, словно у маньяка, который подкрадывался к беззащитной жертве.

– Ромчик, милый… Давай прекратим этот неприятный разговор, – взмолилась она. – Я никак не возьму в толк, чем ты недоволен?

Она встала с кресла и начала нервно расхаживать по гостиной.

– Хоть раз в жизни скажи честно и откровенно, в чем ты меня подозреваешь?! Я не сделала ни одного опрометчивого поступка, из-за которого мне могло быть стыдно. Да, я порвала зонтиком эту чертову обшивку! С любым человеком может произойти что-либо подобное. Да, я расстроилась! Еще больше боялась расстроить тебя. Это нормальная реакция для любого нормального человека! Да, я была в мастерской. Что в этом противозаконного? Многие женщины, у которых есть автомобили, пользуются услугами подобных фирм. Данила видел мою растерянность и безысходность моего положения.

– Поэтому он решил тебе помочь?

– Представь себе!

– Бескорыстно?

– Почему бы и нет?

Виктория окинула меня взглядом пантеры.

– Ты считаешь его поступок неприличным? Было бы гораздо лучше, если бы он не принял во внимание мое, пусть и маленькое, несчастье? Он решил помочь моему горю, и я считаю, что Данила поступил как истинный джентльмен.

– Разве я говорил, что он не должен был подать тебе руку помощи? – уклончиво спросил я.

Виктория снова опустилась в кресло.

– Ты ничего не говоришь! – вспылила она. – Ты никогда и ничего не говоришь, но потом неизвестно какую глупость вбиваешь себе в голову. Ты целый вечер ходишь надутый, как сыч. Приведи себя в порядок, Ромчик! Я советую тебе вовремя остановиться. Прости, милый, но мне кажется, ты сам создаешь себе трудности только ради того, чтобы затем их мужественно преодолевать.

– Ты хочешь откровенного разговора? – спросил я.

– Именно об этом я тебя и прошу. Мне надоели твои догадки, твои абсурдные подозрения…

Я вновь саркастически усмехнулся.

– Ты ведь была в туфельках на высоких шпильках? – вкрадчивым голосом уточнил я.

– Да. Я была в своих любимых туфлях. Мне в них очень удобно. Не вижу в этом ничего предосудительного.

Я прищурил правый глаз и меланхолично покачал головой.

– Так значит, ты порвала обшивку зонтиком?

– Да! – выкрикнула Виктория. – Сколько раз можно повторять одно и то же? Я порвала обшивку зонтиком!

– В теплый солнечный день?

Мне нравилось изображать из себя Шерлока Холмса.

– Утром было прохладно и пасмурно.

– Я этого не заметил.

– Последнее время ты много чего не замечаешь.

– Снова повторяю вопрос! – уже издевательским тоном произнес я. – Чем ты порвала обшивку салона?

Виктория вскинула голову и сжала кулачки, но ответить мне грубостью она все ж таки не решилась.

– Зонтиком! – хорошо поставленным голосом сказала она.

Это единственное слово было произнесено на уровне заключительного монолога прокурора: «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!»

– Мне кажется, ты испортила эту обшивку шпилькой собственной туфельки! – съехидничал я.

Виктория округлила глаза.

– Каким образом? – вновь задыхаясь от возмущения, спросила она.

– Тебе виднее, – отпарировал я.

Она, словно ужаленная, вскочила с кресла.

– Ты на что намекаешь, Роман? – выкрикнула Виктория в порыве ярости.

– Просто констатирую факты! – холодно подытожил я.

– Чтобы порвать шпилькой туфельки потолочную обшивку салона, я как минимум должна…