Книга Черная тропа, страница 25 – Оса Ларссон

— Мы хотим увидеть ее, — сказал он.

— Разумеется, — ответила Анна-Мария Мелла. — А затем мне хотелось бы задать несколько вопросов — если не возражаете. «Если не возражаете! — подумала она про себя. — Прекрати заискивать перед ним!»

Начальник службы безопасности тоже поздоровался с полицейскими. Скоро выяснилось, что он сам в прошлом служил в полиции. Мужчина дал им свои визитные карточки. Томми Рантакюрё положил ее в бумажник. Анна-Мария подавила желание выкинуть ее прямо в мусорную корзину.

Ассистент судмедэксперта Анна Гранлунд выкатила каталку с телом Инны Ваттранг в часовню, поскольку на тело приехали посмотреть близкие. Никаких религиозных атрибутов в часовне не было. Лишь несколько стульев и пустой алтарь.

Тело было прикрыто белой простыней — незачем показывать близким рану и ожоги. Анна-Мария немного отогнула простыню, открыв лицо. Дидди Ваттранг кивнул и сглотнул. Анна-Мария заметила, как Свен-Эрик незаметно встал у него за спиной, чтобы подхватить, если тот упадет в обморок.

— Это она, — горько сказал Маури Каллис и глубоко вздохнул.

Дидди нащупал в кармане пиджака пачку сигарет и закурил. Никто не произнес ни слова. В их обязанности не входило следить за соблюдением запрета на курение.

Начальник службы безопасности обошел каталку и приподнял простыню, посмотрел на руки и ноги Инны Ваттранг, на секунду задержался взглядом на ожоге вокруг лодыжки.

Маури и Дидди следили за его действиями, но когда он приподнял простыню на уровне ее бедер и половых органов, оба отвели глаза. Никто из них не проронил ни звука.

— Думаю, судмедэксперт будет недоволен, — проговорила Анна-Мария.

— Я не прикасаюсь к ней, — ответил начальник службы безопасности и наклонился над лицом. — Спокойствие, мы по одну сторону баррикад.

— Может быть, вы подождете снаружи? — спросила Анна-Мария.

— Разумеется, — ответил мужчина. — Я закончил.

Он повернулся и вышел.

По чуть заметному знаку Анны-Марии Свен-Эрик последовал за ним. Она не хотела, чтобы начальник службы безопасности рылся в бумагах в отделении судмедэкспертизы.

Дидди сдул с лица косую челку, а потом почесал нос той рукой, в которой держал сигарету. Полная рассеянность. Анна-Мария испугалась, что он случайно подожжет себе волосы.

— Я тоже подожду снаружи, — сказал он Маури. — А то мои нервы не выдержат.

Он вышел. Анна-Мария собралась снова опустить простыню на лицо Инны Ваттранг.

— Подождите, пожалуйста, — попросил Каллис. — Ее мать настаивает на кремации, так что это в последний раз…

Анна-Мария отступила на шаг назад.

— Я могу прикоснуться к ней?

— Нет.

В помещении остались только они вдвоем.

Каллис улыбнулся. Затем у него сделалось такое лицо, словно он собирался заплакать.

Прошло две недели. Маури вытолкал Дидди взашей, и тот больше не появлялся в институте. Маури убеждает себя, что ему все равно.

— О чем ты думаешь? — спрашивает его подруга.

Девушка такая простодушная, что он едва выдерживает общение с ней. «Я думаю о том, как мы с тобой познакомились», — отвечает обычно Маури. Или: «О том, какая ты красивая, когда смеешься. Но, пожалуйста, смейся только моим шуткам». Или: «О твоей попке! Иди к папочке!» Это простой способ избежать ее вечного: «Ты меня любишь?» Эту границу он в своей лжи переступать не может. В остальном ему прекрасно удается лгать и притворяться. Но странно, как трудно отвечать «да» на этот ее вопрос, глядя в глаза.

И вот как-то вечером его посещает Инна Ваттранг.

Она очень похожа на своего брата: тот же характерный нос, те же светлые волосы со стрижкой под пажа. Он выглядит почти как девушка, она — почти как парень. Молодой парень в юбке и белой рубашке.

На ней дорогие туфли. Девушка не стала снимать их, когда вошла в его комнату. В ушах у нее серьги с красиво оправленными жемчужинами.

Она только что окончила юридический, рассказывает Инна, сидя на краю постели Маури. Сам он сидит на стуле возле письменного стола и изо всех сил старается не потерять голову.

— Дидди полный идиот, — говорит Инна. — Он повстречал на своем пути эту стерву — такова судьба всякого молодого мужчины. И потом он всю жизнь будет оправдываться этим, обращаясь по-свински с другими женщинами.

Она улыбается и просит разрешения закурить. Маури видит, что у нее ямочка на щеке — с одной стороны.

— О, это ужасная привычка, — говорит девушка.

Инна выдыхает облачко дыма, как маленький паровозик. Кажется, она пришла из другой эпохи. Он видит ее в окружении прислуги в черных платьях с белыми передниками, а сама она водит машину, надев на себя автомобильные краги, и пьет абсент.

— Я не хочу преуменьшать страдания Дидди, — говорит Инна. — Эта Софи действительно разбила ему сердце. Не знаю, что произошло между вами, но брат буквально не в себе. Просто не знаю, что мне делать. Я всерьез тревожусь за него, понимаешь? Я знаю, что Дидди считает тебя своим другом. Он много раз рассказывал о тебе.

Маури хочет поверить ей. Господи, я верую, помоги мне в моем неверии.

— Я знаю, что брат хочет помириться с тобой. Пойдем, поговорим с ним. Надо давать шанс сказать «прости». Менее всего Дидди стоит сейчас разрывать связи с друзьями.

Маури представлял себе совершенно иной сценарий. Однако они садятся на пятьсот сороковой автобус, потом на метро и едут в центр, и вот он бредет рядом с Инной в сторону кафе «Стрикс», а с неба падает им на головы мокрый снег.

Девушка держится чуть ближе, чем положено, ее плечо то и дело касается его. Он хотел бы взять ее за руку — как в старом фильме. С Инной легко говорить, и она часто смеется. Смех негромкий и мягкий. Они успевают выпить не по одному коктейлю, прежде чем появляется Дидди.

Инна настаивает на том, чтобы расплатиться. Она сделала работу для родственника, который владеет бюро по недвижимости, и только что получила гонорар. Маури с интересом спрашивает, что за работа — ведь она уже о многом успела его расспросить, но сама умело уходит от вопроса, хотя в тот момент он этого даже не замечает. Просто разговор переходит на что-то другое. Он в приятном опьянении, забывается, болтает без умолку, взгляд то и дело украдкой соскальзывает на ее тяжелую грудь под мужской рубашкой.

И когда появляется Дидди, все и впрямь начинает смахивать на старый фильм, в котором три закадычных друга наконец-то мирятся. Снег сыплется за окнами на крыши и тротуары объятого тьмой Стокгольма. Незначительные персонажи как статисты бредут мимо по Дроттнинггатан или пьют, смеются, разговаривают за другими столиками — такие заурядные и обычные.

А Дидди, которого разбитое сердце делает еще красивее, без смущения рыдает за столиком ресторана, рассказывая историю своих отношений с Софи.