Книга Черная тропа, страница 58 – Оса Ларссон

Женщина стоит, склонившись над рисунками.

— Неужели это ты нарисовала?

Эстер кивает. Нужно бы что-то сказать, но губы застыли. Ни одной мысли, ни одного слова.

Женщина не обращает внимания на ее молчание. Она взяла в руки работы и, прищурившись, внимательно рассматривает их.

— Сколько тебе лет?

— Пятнадцать, — выдавливает из себя Эстер и смотрит в пол.

Женщина взмахивает в воздухе рукой, и возле нее появляется мужчина того же возраста. Он вынимает бумажник, и женщина покупает три работы.

— А ты еще что-нибудь рисуешь, кроме цветов? — спрашивает она.

Эстер кивает, и каким-то образом получается, что она приглашает их прийти в мамино ателье посмотреть на ее рисунки.

Вечером они появляются на арендованном «Ауди». Женщина уже успела переодеться в джинсы и шерстяную кофту, которая при всей своей простоте выглядит дорогой. На мужчине по-прежнему брюки от «Фьяльревен» без единого пятнышка, рубашка и ковбойская кожаная шляпа. Он идет чуть позади женщины. Первой подает руку для приветствия она, представляется как Гунилла Петрини, сотрудник «Фабрики цвета», [29] член государственного художественного совета.

Мать бросает на Эстер долгий многозначительный взгляд.

— А что? — шепчет Эстер матери на кухне, пока Гунилла Петрини просматривает ее коробку с рисунками.

— Ты сказала, что какая-то туристка хочет прийти посмотреть.

Эстер кивает. Ведь они туристы, разве нет?

Мать роется в кладовой и находит полпачки печенья. Эстер с удивлением смотрит, как она выкладывает его на блюдо аккуратным кругом.

Гунилла Петрини и ее муж из вежливости смотрят и на картины матери, а вот в коробке Эстер женщина роется, как заяц на поле.

Мужу нравятся рисунки, которые Эстер сделала, когда они с матерью ездили в Кируну и ходили в бассейн. Там стоит под настенным феном, закрыв глаза, Сиири Айданпяя. На голове у нее бигуди, в ушах серебряные серьги с саамскими знаками, хотя сама она не саами. Огромный бюст упрятан в объемистый лифчик без всякого кружева, у нее отвислые живот и зад.

— Красивая, — говорит он о семидесятилетней тетке.

Ее большие трусы Эстер раскрасила в лососево-розовый цвет. Это единственное цветовое пятно на картине. Она видела старинные черно-белые фотографии, раскрашенные от руки, и пыталась добиться такого же эффекта.

На других рисунках из бассейна — пожилые мужчины, плывущие друг за другом по дорожке, старинные кабинки для переодевания из темного дерева с кушеткой и маленьким гардеробом. На всех остальных рисунках — Реншён и Абиску.

«Какой крошечный мирок», — думают Гунилла Петрини и ее муж.

— Как я уже говорила, я сотрудник «Фабрики цвета», — говорит Гунилла Петрини матери.

Они беседуют наедине. Эстер и муж Гуниллы идут прогуляться, смотрят на оленей, которые стоят в загоне возле железнодорожных путей.

— Я заседаю в правлении Государственного художественного совета и ведаю закупками нескольких крупных предприятий. Я имею влияние в художественном мире.

Мать кивает. Она уже давно все поняла.

— Работы Эстер меня очень впечатлили. А на меня не так-то просто произвести впечатление. Итак, она закончила среднюю школу — чем она будет заниматься дальше?

— У Эстер нет выдающихся способностей к учебе. Но ей удалось поступить на программу обучения младшего медперсонала.

Гунилла Петрини едва сдерживается. Похоже, она появилась в последний момент, как рыцарь, спасающий принцессу! Младший медперсонал!

— А вы не подумывали о том, чтобы отдать ее учиться искусству? — спрашивает она самым любезным голосом. — Правда, для Художественной академии она пока слишком юна, но есть другие учебные заведения, которые готовят к поступлению туда. Например, школа искусств Идун Ловен. Мы с директором старые друзья.

— Стокгольм, — произносит мать.

— Да, конечно, это огромный город, но я лично позабочусь о ней.

Гунилла Петрини неправильно истолковывает ее тон. В голосе матери слышится не тревога по поводу того, что маленькая Эстер поедет в большой город. В нем звучит ее собственная неприкаянность. Душная жизнь с семьей и детьми. Все ненаписанные картины, теснящиеся на дне души.

Поздно вечером они сидят за ужином с отцом и обо всем ему рассказывают.

— Само собой, они считают тебя экзотической личностью, — говорит мать, грохоча посудой. — Индийская девочка в лопарском костюме, которая рисует горы и северных оленей.

— Я не хочу туда ехать, — бормочет Эстер, словно пытаясь оправдаться в чем-то перед матерью, хотя сама не понимает, в чем именно.

— Еще как хочешь, — решительно отвечает мать.

Отец не произносит ни слова. Когда доходит до дела, все решает мать.

* * *

Анна-Мария Мелла и Свен-Эрик Стольнакке развернулись и поехали прочь от усадьбы Регла. В зеркале заднего вида Анна-Мария разглядела, как Микаэль Вик открыл ворота «Шевроле» с тонированными стеклами.

— Что это за типы, как ты думаешь? — спросила она. Произнеся эти слова, она вдруг поняла, что знает ответ. Спортивные ботинки, коллегиальные кивки между Микаэлем Виком и водителем «Шевроле». — Охрана, — сказала она Свену-Эрику. — Интересно, что у них там намечается.

— У них небось тоже есть свои встречи в верхах, — усмехнулся Свен-Эрик. — Но, в отличие от шведских политиков они держат при себе телохранителей.

Зазвонил телефон Анны-Марии, и Свен-Эрик ухватился за руль, пока она рылась в кармане. В трубке раздался голос Томми Рантакюрё.

— Телефонный патруль, — доложил он делано недовольным голосом.

Анна-Мария рассмеялась.

— По поводу того платежа, внесенного на счет Инны Ваттранг, — продолжал Томми. — Он был сделан из филиала SEB-банка на Хантверкарегатан. Есть один парень, который много раз звонил на личный телефон Инны Ваттранг с адреса, расположенного неподалеку.

— Пошли мне адрес эсэмэской, будь так добр. Свен-Эрик почему-то нервничает, когда я одновременно разговариваю по телефону, записываю адреса и веду машину. — Она ухмыльнулась, бросив взгляд на Свена-Эрика.

— Будет сделано, — отозвался Томми Рантакюрё. — Держи руль крепче.

Анна-Мария протянула свой телефон Свену-Эрику. Полминуты спустя пришло сообщение с фамилией и адресом.

— Мальте Габриэльссон, Норр Меларстранд, 34, — прочитал он.

— Едем прямо туда, — сказала Анна-Мария. — У нас все равно нет никаких других планов.

Спустя час десять минут полицейские стояли у двери дома по адресу Норр Меларстранд, 34 и ждали. Когда из подъезда вышла дама с собачкой, они воспользовались случаем, чтобы проскользнуть внутрь.