Книга Человек в витрине, страница 25 – Хьелль Ола Даль

«Кто-то все убрал со стола», — подумал он, окидывая взглядом свалку на подоконнике и на шкафчике для документов.

«Кто-то расстилает скатерть и ставит на стол два бокала, — продолжал размышлять Гунарстранна. — Кто-то пьет херес. Рейдар Есперсен и кто-то другой пьют херес. Другой или другая? К нему приходила женщина…» Да, скорее всего, у него побывала женщина. Скатерть. Херес… Гунарстранна достал из кармана пальто мобильник и набрал номер. Кресло уютно поскрипывало. Ему ответил женский голос. Гунарстранна объяснил, зачем звонит, и продиктовал адрес. Убрав мобильник на место, он достал из внутреннего кармана шариковую ручку. Ею он осторожно задвинул ящик с бутылкой и скатертью. Потом, также ручкой, отодвинул в сторону пластмассовую подставку. Под ней он увидел выцветший конверт, а под конвертом — фотографию. Выцветший черно-белый портрет женщины с густыми темными волосами, которые каскадом спадали по плечам. Она понимающе улыбалась, как будто поймала его на подглядывании и снисходительно укоряла его. Женщине на снимке можно было дать лет двадцать пять, не больше. На ее правой щеке выделялось довольно большое родимое пятно — посередине между скулой и нижней губой.

Инспектор Гунарстранна довольно долго разглядывал фотографию. Он склонил голову набок и старался представить себе это лицо после разрушительного действия прошедших лет. Мышцы одрябли, уголки рта опустились, образовались глубокие носогубные складки… Возможно, под глазами появились мешки, лицо избороздили морщины. Инспектор был уверен в одном: эту женщину он никогда не видел. Он подсунул под фотографию ручку и осторожно перевернул ее. На обороте он увидел короткую надпись — всего пять слов. Почерк четкий, буквы скругленные. Много лет назад неизвестная женщина написала: «Потому что я люблю тебя».

Гунарстранна вздрогнул, услышав эхо, когда внизу хлопнула входная дверь. Он проворно вскочил и вышел на площадку. Внизу он заметил знакомую фигуру. Карстен Есперсен пробирался по проходу, толкая перед собой тележку. Инспектора Есперсен не видел. Он толкал тележку перед собой и не остановился, пока не добрался до противоположной стены склада. Там он начал грузить на тележку покрытый резьбой платяной шкаф.

— Здравствуйте! — крикнул инспектор.

Есперсен вздрогнул и круто развернулся.

— Вы что там делаете? — крикнул Гунарстранна.

— Я хотел задать вам тот же самый вопрос! — хладнокровно ответил Есперсен. — Здесь частная собственность.

Гунарстранна покачал головой и приказал:

— Вон!

— Что вы сказали?!

— На складе необходимо произвести тщательный обыск. Здесь ничего нельзя трогать. Мы ищем улики. Вам придется подождать. Зачем вам понадобилась тележка?

— Я хотел кое-что вывезти, — беспомощно ответил Есперсен.

— Что?

— Это уж мое дело.

— Что вы собирались вывезти?

— То, что принадлежит мне по праву.

— Ладно, — ответил все еще раздраженный инспектор. — Не желаю вмешиваться в ваши споры из-за наследства. Но сейчас я по-хорошему прошу вас немного подождать. — Он начал решительно спускаться по лестнице и, очутившись внизу, повторил: — Вон!

Есперсен не двинулся с места. Они стояли в соседних проходах, разделенные старой мебелью.

— Уходите же, — приказал инспектор, все больше досадуя.

Есперсен откашлялся.

— Отец завещал этот шкаф мне, — сказал он после паузы.

— Мне все равно, что и кому оставил ваш отец. Пока здесь ничего нельзя трогать! Так что уходите. Вас и других наследников известят, когда можно будет забрать и шкаф, и все остальное.

— Но какое имеет значение…

— Вон!

Подбородок Карстена Есперсена дрогнул сам по себе. Губы скривились в неприязненной гримасе.

— Вы не имеете права так со мной обращаться! — прошипел он, двигаясь к выходу.

— И тележку забирайте, — сухо приказал инспектор.

Снаружи стоял фургон «тойота» с включенным двигателем. В нем кто-то сидел. Гунарстранна подошел ближе. На пассажирском сиденье, пристегнутая ремнем, сидела женщина. Она опустила стекло и, словно не видя инспектора, крикнула мужу:

— Шкаф! Где шкаф?

— Сюзанна Есперсен? — Инспектор подошел к окошку и, не снимая перчатки, протянул руку.

Она по-прежнему отказывалась его замечать. Смотрела она только на Карстена.

— Где шкаф? — спросила она, когда Карстен открыл раздвижную дверь кузова и забросил туда тележку.

Следующие ее слова потонули в грохоте боковой дверцы, которую Карстен с силой захлопнул. Сюзанна не сводила взгляда с мужа.

— Ничего тебе доверить нельзя! — укорила она.

— Жду вас завтра в полицейском управлении в одиннадцать! Вам необходимо дать показания! — громко сказал Гунарстранна ее затылку.

— Что-о?! — Сюзанна посмотрела на Карстена, севшего за руль. — Мы уезжаем отсюда с пустыми руками? Да не молчи же ты как каменный!

Есперсен угрюмо склонился к рулю. Не обращая на жену внимания, он включил передачу.

— В одиннадцать! — прокричал инспектор, когда фургон тронулся с места.

Его крик заглушили рев мотора и ругань в кабине. Гунарстранна посмотрел на небо. Шел снег. Ему на очки падали снежинки. Падали и не таяли. Он посмотрел себе на ноги. Снег накрыл улицу как будто легким пуховым одеялом. Сугробы разлетались от порывов ветра; такой снег не лип к ногам, но невозможно было и кататься на санках с гор.

Инспектор вернулся к складу и стал ждать экспертов.

* * *

Через два часа Гунарстранна сидел в кафе «Юстисен» и поджидал Туве Гранос. Когда она вошла, над дверью звякнул колокольчик. Туве остановилась у входа и стала озираться, ища его. Гунарстранна встал из-за столика в углу и помахал ей рукой. Туве ответила улыбкой на его улыбку. На ней было серо-белое шерстяное пончо и берет того же цвета. Он уже собирался сказать, что она элегантно выглядит, но вместо того решил подозвать официантку. Заказал еще пиво для себя и кофе для Туве. Вначале они говорили обо всяких пустяках; Гунарстранна понимал, что это — необходимое предисловие. Туве Гранос не удовольствуется беседой о том, как у нее прошел день. Рано или поздно разговор переключится на их отношения.

И все же страшного вопроса пришлось ждать довольно долго. Услышав его, Гунарстранна поднял голову и, разглядывая рисунки Хермансена с видами Осло, попытался понять, какие чувства он испытывает. Задай тот же самый вопрос кто-нибудь другой, он почти наверняка разозлился бы и ушел в себя. Как ни странно, услышав роковой вопрос из уст Туве, он не испытал никакого раздражения. Разгладив скатерть и допив пиво, он нехотя признался:

— Да, мне трудно говорить об Эдель.

Туве поднесла чашку к лицу, взболтала кофейную гущу и откинулась на спинку стула. Руки, державшие чашку, были тонкими, ногти коротко пострижены и не покрыты лаком. И колец она не носила. Единственным украшением служили золотые часики на тонком ремешке. Она не спешила, разглядывала скатерть. Подняла голову, дождалась, пока он посмотрит на нее, и спросила: