Книга Сила соблазна, страница 59 – Майя Родейл

Найтли прибыл в дом Свифтов в конце того же дня, после короткого, одолеваемого кошмарами сна, в котором Аннабел падала с ветки, и он не успевал поймать ее вовремя.

Дверь открыла горничная. Когда он вошел в гостиную, отвратительная ведьма-невестка Аннабел встретила его ехидными уничтожающими репликами. На этот раз здесь были дети. Угрюмые пухлые личики повернулись в его сторону. Весьма неприятные ребятишки!

Братец Аннабел неохотно захватил с собой чертов экземпляр «Лондон таймс», и все, по требованию Найтли оставить его наедине с Аннабел, удалились в другую комнату.

Похоже, Томаса Свифта ничуть не интересовало, почему его незамужняя сестра желает побеседовать с глазу на глаз с джентльменом. По всем правилам ему следовало потребовать у Найтли объяснений. И то, что объяснений никто не спрашивал, неприятно поразило Найтли, хотя ему это было на руку.

Необходимо увезти Аннабел из этого дома от ужасных родственников. Он поселит ее в своем доме. Они станут любить друг друга каждую ночь, а днем она будет ходить в гости к другим Пишущим Девицам и в магазины на Бонд-стрит. Аннабел не будет ни в чем нуждаться.

Пожалуй, он даже женится на ней.

При этой мысли сердце Дерека впервые не восстало.

Найтли порадовался, что принес Цветы. Розовые розы. Аннабел казалась женщиной, созданной для розовых роз. И сама сказала ему, что любит эти цветы. Тогда он разозлился, поскольку это Марсден послал ей розы. Найтли и не думал, что покупка цветов для женщины сопряжена с такими опасностями.

— Аннабел, — произнес он, когда, они остались одни. — Аннабел, — повторил он настойчиво, со страстью, похотью, страхом и осторожностью.

— Добрый день, Дерек, — тихо ответила она, с едва заметной улыбкой.

Сегодня глаза ее казались скорее серыми, а не голубыми: он замечал даже столь легкие различия. Что-то было не так. Он знал это, ибо теперь знал ее.

— Прости, что не приехал раньше.

— Все в порядке. Я все понимаю. У вас много дел с газетой.

Аннабел всегда была такой понимающей и великодушной. В подобной ситуации любая женщина визжала бы, как потерпевшая. Но Аннабел понимала, как много значит для него газета. И отступила в сторону. Достойный восхищения поступок. Или она благородно жертвует собой?

— Я принес тебе цветы, — пробормотал он, вынужденный упомянуть об очевидном. Господи, что эта женщина с ним делает?

Он вел серьезные переговоры, имел дело с разгневанными читателями и проводил интервью и допросы, выжимая из несчастных разнообразные инкриминирующие исповеди.

— Спасибо, — прошептала Аннабел и, взяв букет, глубоко вдохнула с закрытыми глазами. Цветы придали ее коже розовое свечение.

Но когда она открыла глаза, оказалось, что они по-прежнему серые. И измученные.

Дерек нетерпеливо выдохнул, злясь на себя. Нужно было смотреть на это как на деловые переговоры, целью которых было достичь взаимовыгодного исхода.

Но ведь он разговаривает с женщиной, с Аннабел… Наверное, необходимо признаться в своих чувствах, что являлось проблемой, поскольку он не знал, как объясниться. Оставалось надеяться, что ей больше понравится несвязная искренность, чем тщательно подобранные сантименты.

— Аннабел, насчет вчерашней ночи, — очертя голову, начал он, сжимая ее руки. — Я постоянно думаю об этом. О тебе. Теперь, когда я наконец увидел тебя, мне не хочется закрывать глаза. Я хочу быть с тобой.

— О Дерек, — выдавила она. В измученных серых глазах стояли слезы. А ресницы были темными и влажными. Были это слезы радости? Он надеялся. Но не был уверен.

Найтли чувствовал себя так, словно его вытолкнули на сцену в вечер премьеры и велели участвовать в пьесе, которую он никогда не видел и не читал. У него не было склонности к драме или способности импровизировать.

Он констатировал факты. И все. И теперь сделает то же самое.

— Я хочу, чтобы ты жила со мной, Аннабел. Хочу вызволить тебя из этого гнусного дома. Останешься со мной, дни будешь проводить с Пишущими Девицами и сочинять свою колонку советов, а длинными ночами мы будем вместе.

— Чудесно звучит, — кивнула она, но в голосе прозвучало «однако»…

И тут она вздохнула, и в этом вздохе было столько чувств, что даже Найтли понял это сердцем. Столько слышалось во вздохе Аннабел душевной боли, причиненной жестоким миром, и предчувствия долгой, неумолимой скорби.

Обычно она вздыхала от счастья, когда он входил в комнату. Сбитый с толку, Найтли гадал, что именно изменилось и почему.

— Но я не могу, — глухо ответила она.

Она сказала «нет».

Аннабел сказала «нет».

Сердце Найтли на секунду замерло. Кровь перестала течь в жилах, воздух не поступал в легкие. Он мог бы поклясться, что земля перевернулась. И хотя он стоял на твердой почве, пол вдруг начал уходить из-под ног. Пытаясь удержать равновесие, он потянулся к Аннабел, но та отняла руку и отвернулась.

Найтли застыл на месте и прикусил губу. До крови. Он уже испытал это однажды, когда его прогнали с похорон отца. «Вышвырните ублюдка. Ему тут не место».

Это чувство можно было назвать отчаянной, мучительной необходимостью быть своим. Заброшенность и отторжение тех, чье одобрение было ему жизненно необходимо.

А сегодняшняя сцена казалась еще более опустошающей, поскольку он совершенно не ожидал такого. Ведь она — Дорогая Аннабел, задумавшая очаровать его, Болвана. Весь Лондон это знал. Весь Лондон поддерживал ее и поощрял. Это момент ее торжества. А она отказывается принять его.

Дерек воображал, что Аннабел бросится в его объятия и поцелует с любовью и благодарностью. Но никогда не думал, что она откажется.

Хуже, хуже, в тысячу раз хуже… сейчас он понимал, как ожидал услышать «да».

— Не можешь или не хочешь? — резко спросил он. Грудь словно перехватило стальным обручем. Дышать было невозможно.

— Я принудила вас, а это дурно, — едва не заплакала она. — А теперь эта ужасная история с «Уикли»…

— Не впутывай сюда газету, Аннабел, — грубо бросил он. Ему не нужны одолжения, или ее идеи о том, что лучше для газеты.

Найтли вспылил и не слишком усердно пытался сдержать гнев. А поэтому шагнул ближе и навис над ней.

— Ты заставила меня себя заметить, — резко бросил он. — Заставила. А я теперь не могу выкинуть тебя из головы.

— Я не понимала последствий! — вскричала она, отступая. — И хоть вы советуете мне забыть о газете, но вовсе не имеете в виду именно это. Я знаю вас, Найтли. Лучше, чем кого бы то ни было.

Оба думали о том, как он умчался утром, оставив ее одну, но не забыл о газете. И думал в первую очередь о ней, даже лежа в постели с прекрасной обнаженной женщиной, рискнувшей жизнью, репутацией и всем на свете, чтобы попасть к нему в спальню.