Онлайн книга «Красный вереск»
|
— Эрик, — медленно начал Олег, — человек, который все это высчитал… это был твой отец? — Откуда ты… — вырвалось у Йерикки. Он изумленно смотрел на Олега, потом почесал нос и протянул: — Да-а… — непонятно и ничего не объяснив больше. А Олег и сам не смог бы ответить, почему вдруг прыгнули ему на язык эти слова, оказавшиеся верными. Йерикка же снова посмотрел в небо и вздохнул: — Если бы ты знал, как я мечтаю побывать у других звезд… А могу только смотреть на них отсюда… но я хотя бы смотреть могу! Для нашей планеты это уже счастье… — и он грустно улыбнулся одной стороной рта. Потом негромко заговорил: А й как шёл Сварожище боже А и шел он лесом темным, А и шел Сварожище лесом снежным, А и шел без пути, без дороженьки. И была окоём ночь глухая, И была во весь мир ночь студеная, И мороз трещал, и весь лес стонал — От мороза того дубы перчились. А и видит Сварог — на поляне, посредь, Стоит девка рослая белая. И лицом бела, и косом бела, И бела одежа баз вышивки. Говорит Сварог девке-снежнице, Говорит Сварог гостье нежданой: "Ты откуда такая повыискалась? Ты откуда пришла, и каким путем, И кто тропку торил тебе по лесу?" Отведет ему девка белая, Отвечает вежливо, с улыбкою: "Я пришла из снегов, следа нет за мной, Я его на снегу не оставила. И никто мне, Сварог, не торил тропы, Не нужна тропа мне, Моране-Зимнице…" — Йерикка добавил: — А потом говорится, как Сварог полюбил Морану и, чтоб не плутала любая лада по темным лесам, достал горшок со своей Огнивой, начал окунать туда посох и зажигать на небе его острием звезды — больше и больше… Но они получались красивыми и холодными, как сама Морана… — Морана же вроде богиня Смерти, — вспомнил Олег. Йерикка пожал плечами: — Ну и что? Смерть — это часть Верьи, в ней нет ничего неестественного. Морана — не злая богиня. Зло — это Кащей. Смерть противоестественняя, пожар, разорение, разбой, болезни — это все от него… Говорят, Кашея принесли с Земли на закорках его рабы, когда Сварожичи разрешили славянам вернуться в Мир и взять с собой только то, что каждый сможет унести за плечами — так молодые боги думали не пустить сюда Кащея. А он всех обманул, пролез… — У нас нет этих легенд, — вспомнил Олег. Йерикка печально усмехнулся: — Есть, просто вы их не помните… Нас тоже заставляют забыть. Взамен впихивают в головы чужие слова, чужие места — Йегова, Иерусалим, Моисей, Библия… И до чего живуча эта рабская вера, как быстро корни в людях пускает — чем хуже вокруг, тем быстрее! — А… — начал Олег, но его прервало задорное повизгиванье двух кувиклов в руках Данока и Одрина. Они наигрывали, покачиваясь из стороны в сторону, а Морок и Богдан как раз сходились для танца. Замерли друг против друга на миг… и вдруг словно взорвались каскадом прыжков, перепляса — то вприсядку, то друг через друга, то вертясь волчками по камням с раскинутыми руками. Богдан, подпрыгивая и прихлопывая себя по голенищам кутов, звонким мальчишеским дискантом начал дурашливо выкрикивать: А вот в нашем-то дому, А вот в нашем-то дому Девяносто лет кому, Девяносто лет кому?! Морок, вприсядку колеся возле друга, поддержал: Девяносто лет кому?! А вон тому старику, А вон тому старику! Мальчишки, пружинами выпрямившись и раскрасневшись, слаженно вопили, подскакивая вверх, садясь в воздухе на шпагат и ухитряясь не терять дыхания: А вон тому старику! А он ляжет на боку! А он думает лежит, Как до сотни лет прожить! — и еще что-то, уже совершенно похабное, как под бок к старику легла молодая девка, И дед ее укатал до полусмерти, да и раздумал жить до ста — мол, слишком мало, поживу до полтораста… А Олег, глядя на них, прихлопывая в ладоши, смеясь и чувствуя, как напрягаются ноги — вскочить и сплясать тоже — какой-то частью мозга отстраненно подумал: одеть их в тишотки, джинсы, куртейки с какими-нибудь кислотного цвета надписями, обуть в кроссовки… напялить бейсболки козырьками назад, спереди выпустить по моде чубчики, за плечо — рюкзачки, и пожалуйста: два восьми-, а то и семиклассника, не отличишь от ровесников на Земле… Нет, не так. Мало у кого из мальчишек этого возраста там, дома, такие глаза — в которых, даже светлым днем отражаются звезды. Мало у кого такая гордая даже в дни усталости и недосыпа осанка и такая прямая и четкая речь, звучащая, как распев былины. И даже похожие по смыслу на "Сектор Газа" слова песни звучат у них не как грязный поток брани… Кто знает, сколько потеряла Земля, когда ушли последние такие люди, и заменил их «евростандарт» — все в меру. В меру честные, в меру смышленые, в меру верные, в меру любящие… в меру люди. И что останется от Мира, если победят данваны?! Мальчишки перестали выплясывать, отдувались весело. Йерикка вздохнул: — Теперь надо еще покричать хором… Ладно, где наша не пропадала! — И где же? — повернулся к нему Олег. — Что? — не понял Йерикка. — Где не пропадала? — Да ну тебя… Олег дружески треснул Йерикку между лопаток — тот как раз вставал и сделал вид, что падает. Засмеялся, спросил: — Пошли, что ли? — Опять это страшное слово?! — простонал Олег. — Может, не пойдем? Он спросил это, конечно, в шутку. Но Йерикка, неожиданно сделав стойку, медленно ответил: — Может, и не пойдем… — и окликнул Гоймира: — Князь, что-то не то! * * * Ловушки никакой не было. Была обидная случайность, проистекавшая все из того же шума, поднятого развеселившимися мальчишками. Отряд горных стрелков, услышав вопли и рожки, свернул с пути и сейчас подваливал снизу под прикрытием установленных среди камней скорострелок. Уходить горцам можно было лишь дальше — вверх по открытому склону. — До боя! — скомандовал Гоймир. И добавил: — Допелись, кр-ровь Перунова… — А и не по первому разу, — успокаивающе буркнул Холод, взводя ТКБ — тот смачно лязгнул, — отобьемся, князь… — Если они вельботы или даже фрегат не вызовут, — тихонько сказал Йерикка, стоя на колене за камнем. — А могут? — спросил Богдан, вкладывая тромблон в ствол ГП25. Йерикка кивнул и сказал, как о чем-то приятном: |