Онлайн книга «Красный вереск»
|
Был развеселый, розовый восход (1.) И плыл корабль навстречу передрягам, И юнга. вышел в первый свой поход Под флибустьерским черепастым флагом. Наклонившись к воде, парусами шурша, Бриг трехмачтовый лег в развороте. А у юнги от счастья качалась душа — Как пеньковые ванты на гроте… 1. Стихи В.Высоцкого. — Гостимир оборвал пение и спросил: — Вольг, а то что — "флибустьерский"? — Это морских разбойников так называли, — лениво пробубнил Олег, — ну, типа морских анласов, про которых вы говорили… — А бриг — это корабль? — уточнил слушавший песню Рван. — Такой, что коч да снек? — Больше, — припомнил Олег когда-то любимого Крапивина с его воспеванием парусного флота. — Здоровенный, двухмачтовый… А грот — вторая от носа мачта… а ванты — это веревки на мачтах… — голос Олеге угас, и Гостимир запел снова: И душу нежную под грубой робой пряча, Суровый шкипер дал ему совет: "Будь джентельменом, если есть удача, А без удачи — джентельменов нет." Олег лениво подумал, что сейчас его спросят, а что такое «джентельмен», но вопроса не последовало… И плавал бриг туда, куда хотел, Встречался — с кем судьба его сводила, Ломая кости веслам каравелл, Когда до абордажа доходило… Был однажды богатой добычи дележ, И пираты бесились и выли. Юнга вдруг побледнел и схватился за нож, Потому что его обделили. Стояла девушка, не прячась и не плача, И юнга вспомнил шкиперский завет: Мы — джентельмены, если есть удача, А нет удачи — джентельменов нет. И видел он, что капитан молчал, Не пробуя сдержать кровавой свары, И ран глубоких он не замечал, И наносил ответные удары. Только ей показалось, что с юнгой беда, А другого она не хотела, — Перекинулась за борт. И скрыла вода. Золотистое, смуглое тело. И прямо в грудь себе, пиратов озадачив, Он разрядил тяжелый пистолет. Он был последний джентельмен удачи, — Конец удачам — джентельменов нет… — Что-то мы слишком расслабились! — явно с усилием встрепенулся Йерикка Олег со стоном откинул руки в стороны, с наслаждением потянулся и, приоткрыв один глаз, сказал: — Спокойно, рыжий. Знаешь анекдот? — Меня всегда бесит этот вопрос, — фыркнул Йерикка. — Ну что на это можно ответить?! Рассказывай. — На птичнике меняют петуха, — возвестил Олег. — Старого — в отставку… — В варево, — уточнил Богдан. — В отставку, — Олег строго взглянул на него. — А новый вылез на трибуну… — Петух? — изумленно спросил Йерикка. — Это анекдот, — уже с легким раздражением пояснил Олег. — Я могу и дальше спать. — Да нет, давай уж, раз начал. Петух вылез на трибуну… — напомнил Йерикка. — …и обещает полное сексуальное удовлетворение всем курам птичника. Ну, там кудахтанье, хлопанье крыльями… А после этого митинга старый отозвал новичка в сторону и говорит ему тихо: "Ты, Петь, не надрывайся. Их тут до хрена, сдохнешь ведь…" Молодой ему: "А иди ты!" Проходит неделя. Сначала все куры обслужены, потом утки, гусыни, индюшки… Старый петух забеспокоился: "Перетрудится, дурачок, ведь точно вдохнет!" — ну и пошел его вразумлять, молодого. Подходит к птичнику, видит — на дороге в пыли лежит молодой, крылья разбросал, клюв раскрыт, глаза закачены… Старый к нему бросился: "Я ж тебе говорил, Петя, эх, как же ты…" А молодой на него покосился краем глаз а, кончиком крыла шевельнул и говорит еле слышно: "Уйди, старый дурак. Ты же мне всех ворон распугаешь." Богдан весело рассмеялся. Йерикка тоже захохотал — резко, взрывчато, потом спросил: — Ага, значит, мы здесь вроде того молодого петуха… А если вместо ворон спустится коршун? — Ну, мы-то не петухи, — подытожил Олег и вновь закрыл глаза ладонью: — Ладно, каникулы продолжаются… Богдан — он как раз сел — поднялся на ноги. Приложил ладони к бровям, чуточку привстал на цыпочки: — Лодка озером гребет, — сообщил он. — Вольг, бинокль возьму? — Бери, — Олег сел. Он тоже видел лодку. Йерикка свистнул, вокруг зашевелились прочие отдыхающие. — Мальчишка, гребет! — раздался звонкий голос Богдана. — Скоро так! Гребец в самом деле наддавал. Рвал одним веслом, стоя, и разогнал свою посудину так, что выбросился на песок. Это и вправду был мальчишка из прибрежной веси. Он тяжело дышал, рубашка промокла от пота. — Двоих ваших… — глотая слова, обратился он к замершим горцам. — Там… в лесу… недалеко…. — Коршун, — отчетливо сказал в тишине Йерикка. * * * Если бы это помогло, Краслав разбил бы себе голову о борт грузовика, в котором их везли к побережью. Но и он, и Ревок лежали на грязном дне неподвижно и молча, лицами вниз. Скрутили их профессионально, рваться было бесполезно, грозить или ругаться — смешно. В кузове было двое хобайнов. Они сидели у заднего борта, поглядывая на дорогу, то пустынную, то внезапно заполнявшуюся техникой. Ни с пленными, ни друг с другом они не говорили, отчего возникало жуткое ощущение, что конвоиры и не живые вовсе. Плен — самое страшное, что может случиться с человеком на войне. Плен — это отрицание человеческой личности в еще большей степени, чем смерть, потому что смерть меньше унижает человека; недаром сказали предки: "Одно лучше смерть на поле, чем жить позором в неволе!" Плен страшен даже у благородного противника, который "за столы-то велит сажать, а сажать-то не слугой, не из милости — а сажать-то велит, как брата родного!" А если ты в руках у настоящего ВРАГА? Вольг с Богданом попадали в плен. И ребята из других чет — тоже. Кого-то выручили, как тех же Вольга и Богдана. Но большинство были убиты и замучены. Плен чаще всего — не свидетельство трусости. Но от этого не легче. А при мысли о том, что ждет впереди, становилось так тошнотно, что хотелось вцепиться зубами в гладкий пол и грызть его. Ехали долго. Вечно мучиться нельзя, и мальчишки уснули, а разбудили их лишь когда развязали ноги и приказали встать. Грузовик был неподвижен Их вытолкнули на подъездную дорогу, спускавшуюся в прибрежную котловину с практически отвесными стенами — насыпь, по которой вела вниз дорога, была единственным пологим местом. |