
Онлайн книга «Астролог. Код Мастера»
* * * Зал кинотеатра принципиально отличается от театрального. Кино можно крутить в любом помещении, если натаскать туда стульев или скамеек, повесить простыню и поставить кинопроектор. Конечно, желательно отдельно отгородить кинобудку, но можно и так. Театральный зал сложнее. Ложи, балконы, галерка – все это создает необходимую и неповторимую театральную атмосферу. Художник, оформлявший зал «Театра Света Варьете», пошел простым, но оригинальным путем. Он нарисовал все: на стенах – ложи, балконы, ярусы галерки и даже сидящую там публику, а на потолке изобразил высокий купол с наядами. В зале еще не закончился ремонт, а на сцене уже шла репетиция. – Ада говорила, что они ставят «Мастера и Маргариту», – тихо пояснила Успенскому Василиса. Действом руководил режиссер, гений и гигант Артур Эдуардович Покровский. Его властные жесты и командирский голос свидетельствовали – ему бы не актерами повелевать, а полки и дивизии в сражение бросать. Но, как говорится, что имел, тем и командовал. Он щурил правый глаз, словно ему не хватало монокля. А то был бы вылитый прусский генерал. По берету на голове Успенский сразу узнал в нем типа, который вчера подбросил ему идею поискать дырку в заборе. Время от времени, не реже трех раз в минуту, гений восклицал: – Не верю! А чуть погодя, снова: – Не верю! И опять: – Не верю! Успенский подошел к нему со спины и доверительно сообщил: – Знаете, я недавно слышал про одного режиссера, который часто повторял: «Не верю». – Неужели? – вполоборота вальяжно поинтересовался гений. – И что же? – Недавно его уволили, а вместо него нашли такого, который верит. Гений в берете чуть не поперхнулся, но быстро справился с эмоциями. Обидеть художника может каждый урод. Поди разбери, кто он и откуда. Из мэрии, прокуратуры или Министерства культуры. Дешевле утереться. Декорация на сцене напоминала усеченную пирамиду. На ее вершину вели наклонные мостки, по которым мужики в набедренных повязках и собачьих ошейниках бегали с садово–огородными, почти игрушечными, тачками. Под бодрую ритмичную музыку они доставляли наверх большие черные кубики. На вершине пирамиды актер, без ошейника, но в буденовке, брал кубики и бросал вниз. Время от времени он вдруг замирал с поднятым кубиком и восклицал: – Двести замесов! Триста замесов! Тогда те, с тачками, прекращали работу, вынимали из набедренных повязок крутые яйца и ели их, а недоеденное, вкупе со скорлупой, бросали в зал. После чего возобновляли движение. Периодически по сцене пробегала толстая женщина, посыпанная золотой пудрой. Она издавала пронзительные крики чайки. – А это кто? – поинтересовалась Василиса. – Офелия, – не оборачиваясь, сообщил Покровский. Сказал, как отрезал, так что переспросить – откуда у Булгакова взялась Офелия – никому и в голову не пришло. При этом он недовольно оглянулся, но, увидев Василису, почему-то страшно обрадовался. Будто ему только ее и не хватало. – О! Тебя-то мне и не хватает! – заорал он, между делом удостоив Андрея испепеляющим взглядом. – Это твой муж? – Любовник. Режиссер расплылся в улыбке. – Покровский. – Он протянул Андрею мягкую влажную ладонь. – Успенский, – столь же лаконично ответил тот. – Э, да мы с вами оба из поповичей! – снисходительно заметил режиссер. Астрологу он внешне напомнил знаменитого артиста Александра Вертинского в роли Его Сиятельства из «Анны на шее». Но если у того аристократизм был врожденным и выглядел органично, у Покровского казался наигранной показной чопорностью самовлюбленного индюка. Режиссер надеялся услышать должность и звание собеседника, но так и не дождался. На всякий случай он обвел сцену широким жестом оперного солиста. – И как вам наше действо? Я бы даже сказал – священнодейство. Успенский подумал, что такого слова в русском языке нет, и гений, вероятно, хотел сказать «священнодействие». Астролог сделал задумчивое и строгое лицо. – Яйца лучше использовать не вареные, а сырые. И тухлые. Иначе кто-нибудь из зрителей может досидеть до конца спектакля. Знаете, это называется – на сцене «Три сестры», а в зале один дядя Ваня. Режиссер обиделся, но сделал вид, что не понял. – А нельзя ли поконструктивнее? Андрей озадаченно почесал кончик носа. – По–моему, это не «Мастер и Маргарита», скорее, «Время – вперед». Покровский презрительно хмыкнул. – Ну и что? Художник может припадать к разным потокам, лишь бы они были из одного источника. – Но не стоит валить в одну кучу Булгакова и Катаева, – заметил Успенский. – Источники-то, выходит, разные. Гений растерялся, впрочем, только на секунду. – Разве? Ах, ну да, это же Катаев, вот зараза. Да ладно, авторские платить все равно ведь не надо. Внимание Василисы привлекли два персонажа, появившиеся из ближней кулисы. Один длинный и унылый, другой большой и круглый. Василиса оценила их появление по достоинству. – А вот эти двое вполне на месте. Вылитые Фагот–Коровьев и Кот–Бегемот. Покровский оглянулся в недоумении. – Кто? Эти двое? Они вообще не актеры. Это рабочие, которые банк ремонтируют. Ну и мне иногда помогают закрепить что-нибудь или с места на место перетащить. И заорал на них: – Эй вы, проходимцы, что застыли? Хватайте больше и тащите дальше! Вас уже с актерами путают! Скоро за режиссера принимать начнут. Давай–давай, весело бревнышко взяли. – Экономишь на рабочих сцены? – усмехнулась Василиса. – Да ты, оказывается, скупердяй! Лицо гения исказила судорога отвращения. – Я не скупой, я рачительный! Что есть деньги? Низменный вздор! Моя сфера – чистое искусство. Разве тебе понять мои проблемы? Вот я сейчас ищу актера, который был бы похож на Ленина. Знаешь, кого он будет играть? – Неужели Сталина? – Нет, не угадала. Николая Второго! – Действительно, никогда бы в голову не пришло, – согласилась Василиса. – А это у тебя кто – Штирлиц или Кальтенбруннер? На сцене появился актер в офицерской форме и нацистской фуражке с высоченной тульей. – Это полковник Лещенко. – Гений нервно оглянулся на Андрея. – Я надеюсь, тут с авторством все в порядке? Тот кивнул. – Если вы имеете в виду рассказ «Я убил», то он, вне всяких сомнений, принадлежит перу Булгакова. Только полковник Лещенко в рассказе был петлюровцем, а не гестаповцем. |