
Онлайн книга «Гоблины. Сизифов труд»
Парголово, 11 августа 2009 года, вторник, 20:50 мск В супружеской спальне горел мягкий приглушенный свет. Беззвучно работал телевизор, настроенный на канал «Анимал Планет», и немая картинка делала сюжет про вкрадчиво крадущихся по саванне львов еще более вкрадчивым. Анечка лежала на полуразобранной постели, левой рукой легонько покачивая детскую кроватку, и, в соответствии с изображением, напевала засыпающему сынишке песню про львенка и черепаху. В этой умиротворенной обстановке сигнал мобильника прозвучал по-хамски оглушающе. Анечка сердито бросилась к телефону, коря себя за то, что перед укладыванием малыша забыла переключить трубку на вибровызов: — Да, слушаю. Кто это? — недовольным полушепотом спросила она. — Это Ольга Прилепина. Не разбудила? — Нет-нет, только Санечка спит. А у Вени сегодня концерт. Он поздно вернется. — Так ты там сейчас одна с ребенком? Жаль. — Мама дома. А что случилось? — Да вот хотела пригласить тебя на кладбище. Глаза у Анечки округлились: — Ку-у-уда? — Помнишь, я вчера рассказывала про моего бывшего ученика? Так вот, я с ним созвонилась. Оказывается, сегодня ночью на Сергиевском кладбище намечается акция сатанистов. На ней, в том числе, будет присутствовать некто брат Петр. Вроде как он там у них большая шишка. После того как я дала Валерке слово, что буду молчать о месте сборища, нас с тобой обещали представить. — Когда ехать? — А за сколько ты сможешь добраться из своей тьмутаракани до Автово? — Если на такси и по кольцевой, думаю, часа за полтора. Сейчас уже совсем вечер, пробок быть, в принципе, не должно. — Годится! Тогда в половине одиннадцатого я буду ждать тебя на остановке общественного транспорта перед путепроводом в Автово. Идет? — Договорились! Прилепина, чуть помедлив, уточнила: — Анюта, а ты уверена? Если тебе вот так, с бухты-барахты, напряжно, я вполне могу и одна прокатиться. — Нет, мы поедем вместе! — решительно тряхнула головой Анечка. — В конце концов, я сама эту кашу заварила! Всё, в половине одиннадцатого буду! Анечка отключила трубку, склонившись над кроваткой, тихонечко поцеловала сына и после минутного раздумья над выдвинутым ящиком комода начала суетливо переодеваться. Во всё черное. Согласно кладбищенско-сатанинскому дресс-коду. Каким она его сама себе представляла… Санкт-Петербург, 11 августа 2009 года, вторник, 22:12 мск Иван Демидович Филиппов полулежал на своем законном койко-месте в комнате отдыха «гоблинов» и читал Густава Лебона. Читал вдумчиво, изредка отвлекаясь на пометки и цитирование в копеечном блокноте. Идиллическую картину довершали стоящие на столе бутылка молока и пакет с сушками. Сторонний посетитель, наблюдай он сейчас за Иваном Демидовичем, несомненно пришел бы к выводу, что этот возлежащий на диванчике пожилой человек — человек, несомненно, счастливый. В данный конкретный день и час, похоже, так оно и было. Скрипнула дверь, и в философское одиночество Филиппова вторгся заступивший с утра на суточное дежурство Тарас. — Приветствую работников умственного труда! Чего изучаем? Иван Демидович показал обложку. — «Философия толпы». Ну и как, интересно? — Безумно интересно. Написано сто лет назад, а у меня такое ощущение, что ничего более актуального и современного я в жизни не читал. Вот, послушай, например, — Филиппов отложил книгу и взял в руки блокнотик с записями. — «Становясь частицей организованной толпы, человек спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации». — Базара нет! Взять хотя бы взвод ОМОНа… — А вот еще, — увлекшись, Филиппов не дал возможности Тарасу «развить и углубить». — А это как тебе? «В трудных обстоятельствах народ может спасти героизм, но только совокупность маленьких повседневных добродетелей определяет его величие». Словно бы о нынешней России сказано, не правда ли? Шевченко явно не был настроен вести философские беседы, а потому перевел разговор в деловую плоскость: — Демидыч, ты еще не скоро на боковую? — Нет-нет. Видишь ли, в последние годы, в силу разных обстоятельств, я раньше часа-двух ночи почти никогда не ложился. Теперь вот в привычку вошло. — Прекрасно, — кивнул Тарас и сменил интонацию на просительно-доверительную. — Слушай, ко мне тут сейчас одна женщина заглянуть должна… э-э… Обговорить ряд служебных моментов. Ну, ты понимаешь… Днем тяжело минутку выкроить. Работа, начальство, туда-сюда… Короче, покараулишь часок-другой в оперской, пока мы тут с ней… э-э… пообщаемся? — Хорошо, покараулю. А что, все уже разъехались? — Минут десять как Мешок с шефом, наконец, свалили. Денек сегодня был, я тебе скажу, сумасшедший! С самого утра — отписки, рапорта, объяснительные, докладные. У-у! И я не удивлюсь, если это только начало. Как бы нам какую проверяющую комиссию не заслали. Вот тогда и наступит настоящий армагездец! — Это из-за вчерашней стрельбы на Фонтанке? — Из-за нее, будь она неладна! Ладно, станем надеяться на лучшее. Тем более что ничто не остывает так быстро, как энтузиазм руководства… В общем, Демидыч, мы с тобой договорились? — Да, конечно. — Только, Демидыч, чтоб… — Шевченко замялся. — Между нами, ладно? Никому ничего! А то, сам понимаешь, пойдут по конторе разговоры. Всякие там шу-шу-шу, хи-хи-хи! — Я всё понимаю. Конечно. Тарас расцвел в довольной шкодливой улыбке: — Демидыч, ты — человек! Хочешь, я тебе завтра леща копченого подгоню? Мне брательник двоюродный на днях посылочку из Шостки с оказией передал. — Благодарствую. Мне бы лучше, при случае, второй том достать, — Филиппов указал на книжку. — Я ведь Лебона только в ранней юности немного читал. Но совсем дурной был тогда, мало что понял. — По части книжек заумных, это ты лучше к Жеке подкатись. Это он у нас во всяких там философах-навуходоносорах разбирается-ориентируется. Кстати, книжка, которую ты сейчас изучаешь, — это его книжка. Иван Демидович задумался и после некоторой паузы ответил тихо: — Положа руку на сердце, Евгений Алексеевич, он… В общем, я его почему-то боюсь… Нет, здесь скорее более уместен глагол «опасаюсь». Шевченко посмотрел на интеллигентного бомжа с нескрываемым удивлением: — Это с чего вдруг? — Не могу сформулировать, — виновато пожал плечами Филиппов. — Скорее, здесь пока имеют место некие ассоциации, лежащие в плоскости индивидуального восприятия. |