Онлайн книга «Гоблины. Жребий брошен»
|
«А что если при таких раскладах взять, да и завалиться к Анжелке? — посетила Чугайнова не лишенная оригинальности мысль. — Который день названивает, зазывает. Конечно, с утра опять вся спина будет исцарапана… И что за манеры такие — всякий раз во время оргазма вонзать свой маникюр в мужское мясо?… Но зато холодильник у нее всегда под завязку. Администратор ресторана «Карэ», расположенного не где-нибудь, а в здании Гатчинского дворца-музея — это вам не кот начихал!.. Блин, и чего это я сегодня такой сексуально-озабоченный? Работать надо, а тут одни бабы на ум лезут… Еще и Гронского черти где-то носят. Предупреждал ведь, чтобы без опозданий! Вот вышибу под зад коленом из газеты! Ей-богу, вышибу!» В дверь деликатно поскреблись, и Чугайнов заученным движением свернул окошко на мониторе — теперь экран радостно светился обоями рабочего стола, на которым желтели березы. Условно символизирующие родную муниципальную сторонку. — Кто? — пробасил Глава, и в кабинет просунулся тот самый, носимый чертями редактор газеты «Оредежские зори» Константин Павлович Гронский. — Сан Саныч, можно? — Нужно! Я тебе на сколько назначал? — Извините, у меня машина сломалась. — А мне насрать, что там у тебя сломалось. Ясно? — Ясно, — покорно согласился редактор. — Присаживайся. Читал? — Чугайнов ткнул пальцем в лежащую на столе газету. Гронский вгляделся и профессиональным взглядом распознал вёрстку «Тайного советника». — Нет. Я бульварную прессу не читаю. — Между прочим, зря. Иногда занимательные сюжетцы попадаются. Но хотя бы про то, что в наших краях маньяк завёлся, слыхал? — Какой еще маньяк? — чуть напрягся газетчик. Пухлые губы Александра Александровича скривились в досадливой ухмылке: — Акула, блин, пера. Теперь я понимаю, чего тебя из Питера к нам занесло. В столицах такие тормоза исторически не приживаются… На, прочти. На третьей полосе. Гронский послушно взял газету и принялся по диагонали изучать разрекламированный главой текст. Пока газетчик вникал, Чугайнов исподволь наблюдал за тем, как тот сосредоточенно шевелит своими тонкими, почти девичьими губами, и в какой-то момент поймал себя на мысли, что в облике журналиста есть нечто неприятно-педерастическое. При том что именно такие вот красавчики отчего-то пользуются неизменным успехом у дамочек бальзаковского возраста. К числу последних принадлежала и его Анжела. Из ресторана «Карэ». — Любопытно, — прокомментировал Гронский, откладывая газету. — Надо будет подумать: как это можно использовать? — А хрена ли тут думать? Тут трясти надо! — В каком смысле? — Ну не в кривом же! Ты сам жаловался, что фактуры по студентам маловато. Так вот тебе фактура! Чуть ли не на территории базы местную девку — «спортсменку, комсомолку, просто красавицу» — изнасиловали и убили! — Вообще-то от места, где ее нашли, до их базы километра полтора, если не больше, — скептически заметил газетчик. — Блин, Гронский, я тебя сейчас сам лично изнасилую! — свирепея от журналистской непонятливости Глава выбрался из-за стола и принялся нервно вышагивать по кабинету. — Какая на хрен разница?! «Полтора километра от базы!» А тебе, Гронский, такой термин литературный как «гипербола» известен? Если нет, возьми в библиотеке словарь циклопедический, почитай на досуге! Тебе, как редактору муниципальной газеты, пользительно будет! Выслушивая сию тираду, Константин Павлович сидел нахохлившись, в позе загнанного в угол. И такая поза вполне себе Чугайнова удовлетворила. Потому он немного успокоился, вернулся за свой стол и, вырвав из блокнота листок, чирканул на нем размашистым начальственным почерком несколько цифр: — Вот, это телефон свояка моего, — Сан Саныч протянул бумажку Гронскому. — Корякина Игоря Степановича. Знаешь такого? — Из милиции, кажется? — Когда кажется — креститься надо! «Из милиции»! Он, между прочим, замначальника нашего райотдела!.. Короче, позвонишь ему, скажешь: от меня. Он даст кое-какие подробности по этому делу. Ну и вообще, поговори с ним о росте преступности в летний период, профилактике правонарушений со стороны городской молодежи, и так далее. Уразумел? — Уразумел. — Что ты уразумел? Давай записывай, если не в состоянии запомнить, — Гронский послушно достал блокнот. — В материале надо донести до читателя мэсседж о том, что некогда действительно учебная площадка превратилась в заурядную базу отдыха. С пьянками и дебошами. Что, дескать, никто не удивится, если выяснится, что и изнасилование местной девушки — дело рук подгулявшей питерской молодежи. — Вы это серьезно? Да нас закроют в два счёта за такие ничем не обоснованные предположения! — Тюфяк ты, Гронский! — досадливо поморщился Глава. — Тебе не в журналистике, тебе бы счетоводом, в нарукавничках. В тихом месте, да с бабами предпенсионного возраста — вот это было бы для тебя самое то. Здесь их взгляды неожиданно встретились и Чугайнов невольно вздрогнул, отшатнувшись, — столько ненависти и чистой злобы читалось сейчас в карих глазах тюфяка-редактора. — Ладно, иди и работай, — проворчал Глава и уткнулся в монитор, сделав вид, что ему надо срочно поработать. — Когда у вас следующий выход? — Седьмого числа. — Вот и давай. Чтоб во вторник материал был! И чтоб на первой полосе!.. И учти, Гронский, на дворе времена стоят суровые, смутные: вашего брата, безработных редакторов-журналистов ныне как грязи. Улавливаешь, на что намекаю? Вот и ладушки. Всё, свободен. Константин Павлович, ссутулившись, молча удалился и Чугайнов, тяжело выдохнув, полез в карман за платком. Чтобы убрать со своего ленинского лба мелкие капельки испарины. «Нет, но как посмотрел, подлец! У меня ажно мурашки по телу побежали!» — недовольно подумал Глава и, подтянув к себе телефонный аппарат, принялся набирать домашний номер Анжелы… Ленинградская обл., Киевское шоссе, 5 июля 2009 года, воскресенье, 11:20 — …Теперь совсем близко. Километра два осталось, не больше, — пояснила Ольга. — Вон, за той синей остановкой надо свернуть налево. — Раз надо, значит повернем, — кивнул Мешок. Через пару секунд они ушли с как всегда запруженного Киевского шоссе, свернув на вспомогательную грунтовку, уводящую в сосновый лес. — Красотища-то какая! Сосны! — Мне тоже нравится, когда в лесу одни сосны. Тихо, спокойно. Ходишь среди голых стволов, а ветра совсем нет — он где-то там, высоко, за зелёными шапками. А если приложить ухо к стволу сосны, то можно услышать, как она разговаривает. А ещё я очень люблю весной жевать сосновые свечечки. — Зачем? — Они такие ароматные! К тому же, сосна — одно из древнейших на земле лекарственных растений. |