Книга Гоблины. Жребий брошен, страница 70 – Андрей Константинов

— Вот скотина! — рассвирипел Мешок. — И когда приходит поезд?

— В 13:26.

— Твою дивизию! Хорошо, я тебя услышал. Спасибо, Наташа.

— Надо же, в кои-то веки доброе слово в свой адрес! — картинно округлила глаза Северова. — Пойду, где-нить запишу…

Наташа вышла из кабинета, а Мешок нажал кнопку селектора:

— Женя, срочно разыщи мне Холина. Пусть зайдет. Да, а чем у нас там молодой занимается.

— Как всегда.

— А поконкретнее?

— Фигнёй страдает.

— Тогда его ко мне вместе с Гришкой. И побыстрее, время поджимает…

* * *

252-й поезд «Москва — Санкт-Петербург» подползал к платформе неприлично вовремя, минута в минуту. Так что Холину пришлось не смаковать с наслаждением только что купленное, приятнейшей холодцы пиво, а заглатывать его почти залпом. Протискиваясь сквозь сутолоку встречающих, носильщиков, таксистов и прочей вокзальной публики, Григорий с Лоскутковым прокладывали путь к вагону номер два. Который, по закону подлости, конечно же оказался в конце состава.

— …Григорий Степанович, а я вот одного не понимаю. Это, конечно, здорово, что свидетеля переселили в другой город, дали жилье, все дела… — стажёр хвостиком волочился за наставником и, пользуясь случаем, повышал общеобразовательный милицейский уровень. — Но получается этому Игнашевичу теперь вообще нельзя в Питере показываться? Всю оставшуюся жизнь? А если ему, к примеру, захочется сходить в Эрмитаж?

— Да за ради бога. Вот только минимум за три дня до поездки он должен поставить в известность об этом своем желании тверских ментов. А те, в свою очередь, проинформировать нас, чтобы мы успели подготовиться к его визиту. Сам посуди: чего будет стоит вся эта чехарда с переездом и сменой документов, если гуляя по Эрмитажу Игнашевич случайно наткнется на братков из банды Тяглова?

— Братки в Эрмитаж не ходят, — усмехнулся Коля.

— Игнашевич тоже. А с Эрмитажем ты сам предложил… Так, внимание, кажись наш клиент.

Григорий с явным сожалением выцедил из бутылки последние капли, отправил стекло в урну и двинулся к стоящему на краю платформы мужику с небольшой дорожной сумкой на плече. Мужик блаженно щурился на солнце, намереваясь выкурить первую на питерской земле сигарету, однако не успел: Холин подошел к нему сзади и увесисто хлопнул по плечу. Игнашевич, вздрогнув, выпустил из пальцев сигарету и испуганно обернулся.

— С приездом вас, Дмитрий Тихонович. Как добрались? Не укачало? — взгляд Холина излучал неземное радушие и Игнашевич облегченно выдохнул:

— Ф-фу, напугали. Здрасьте, Григорий… э-э…

— Степанович.

— Точно так. Григорий Степанович. А я вот тут на родину решил прокатиться.

— Да уж мы с моим юным коллегой видим.

— Я всего на один день! — взялся растерянно оправдываться Игнашевич. — На встречу с одноклассниками. Двадцать лет выпуска. А завтра утром сразу назад. У меня и обратный билет куплен.

— Весьма предусмотрительно. Позвольте взглянуть?

— Да-да, пожалуйста.

Дмитрий Тихонович суетливо полез в нагрудный карман и с готовностью продемонстрировал вложенный в паспорт железнодорожный квиток.

— Во-во, и паспорт заодно, будьте любезны.

Игнашевич недоуменно протянул Григорию и то, и другое, и оперативник, не глядя, убирал их к себе.

— А-а-а… Э-э-э… Но я не понимаю…

— А это и необязательно. Пойдемте.

— Куда?

— Пошли-пошли. Сейчас сами все узнаете.

Холин взял тверского гостя под локоток и, ничтоже сумнящеся, повел в сторону здания вокзала. Лоскутков, поразмышляв немного, с суровым видом пристроился к приезжему с другого бока: ведь именно так сопровождают преступников крутые копы из крутых боевиков.

Сопровождение, впрочем, оказалось недолгим. В конце платформы вся троица спустилась в подземный переход и остановилась перед дверью, на которой красовалась вызывающая не самые веселые ассоциации табличка: «ЛОВДТ на ст. Санкт-Петербург-главный». Сфотографировав глазами вывеску, Игнашевич занервничал:

— Нет, но я всё-таки не понимаю…

— «Терпение, мой друг, терпение. И ваша щетина превратится в золото», — невполне ясно приободрил его Холин.

— Какая щетина? Какое золото?

— А потому что правильное кино надо смотреть. А не фильмы категории «Г». Так, народец, загружаемся! — Григорий толкнул ногой дверь, деликатно пропуская Игнашевича вперед: — Прошу.

Дмитрию Тихоновичу ничего не оставалось, как покорно переступив порог, войти в эту юдоль печали и скорби…

* * *

…А в это время кабинете старшего следователя Следственного Управления при ГУВД Санкт-Петербурга и Ленинградской области Олега Викула третий час кряду продолжался допрос подозреваемого во взяточничестве заместителя «Курортного Главы». Олег Викентьевич упрямо и звероподобно гнул свою линию. Вот только та гнуться категорически не желала, всякий раз упираясь в вербальный бастион, выстроенный адвокатом замглавы — модным, а потому всегда востребованным Иосифом Самуиловичем Клявером. Сам Быков, раскачиваясь на стуле как покойный тренер киевского «Динамо» Лобановский во время ответственного матча, взирал за происходящим страдальчески-потеряно и в схватку двух зубров от юриспруденции практически не встревал.

— …Тем не менее, мой подзащитный настаивает на очной ставке с господином Пущиным, — взмахнул рукой Клявер, словно бы отметая от себя только что озвученные следователем доводы.

— Ну, это уже мне самому решать, — устало, а потому не слишком убедительно парировал Викул. Нынешний допрос у него явно не клеился.

— Безусловно. И все-таки, как нам кажется, целесообразность проведения этого следственного действия диктуется целым рядом нестыковок в показаниях, как господина Пущина, так и свидетельницы Ковелиной.

— Вот заключение экспертизы о том, что при визуализации следы метящего порошка были обнаружены как на пальцах рук взяткодателя, сиречь Пущина, так и на пальцах вашего подзащитного. Аналогичные следы на руках свидетельницы Ковелиной отсутствуют.

— Да у нее и не могло быть этих следов! — не выдержав, взорвался смиренный доселе Быков.

— Виктор Петрович! — укоризненно посмотрел на него адвокат, и замглавы мгновенно сник. А Викул, прокашлявшись, продолжил нудно-монотонным:

— С учетом зафиксированных показаний Пущина, равно как при наличии соответствующих аудиоматериалов, я пока не вижу целесообразности в проведении очной ставки.

— К трактовке аудиозаписи разговора свидетеля с моим подзащитным у нас также имеется ряд вопросов.

— Верю. Тем более что вся наша жизнь, уважаемый Иосиф Самуилович, вообще состоит исключительно из одних вопросов.