Онлайн книга «Нечаянная радость»
|
– Отец Агапит, может, передохнем? Давай присядем ненадолго… – На что тут сядешь, Владик? Кругом сугробы… – А на сумку твою! – На сумку садиться нельзя – в ней Евангелия… Да и сидеть на таком холоде опасно, еще уснем и замерзнем. Давай так немного постоим, отдышимся. Ты рюкзак-то скинь пока! Владлен со вздохом облегчения поставил сумку на снег. Хотел на нее поставить рюкзак, но задержался и взглянул на иеромонаха. – А рюкзак-то можно на сумку ставить? – спросил он. – Ставь! – разрешил отец Агапит, слегка покачиваясь на костылях. – Давай-ка мы, батюшка, спина к спине станем – для тепла и устойчивости. Они стояли, опираясь друг на друга спинами, и блаженно отдыхали. Вскоре оба даже начали подремывать… – Владлен! – стряхивая сонливость, проговорил иеромонах, – а почему ты сказал, что отец у тебя «был»? Он что, умер? – Не… К другой бабе от нас с матерью ушел. Давно уж… – А мать жива? – Мать умерла три года назад. Хочу хоть на могиле у нее побывать, да вот денег нет на дорогу… – Так ты что, свою мать не хоронил? – Так я ж на зоне был, когда она померла! – удивляясь непониманию батюшки, Владлен окончательно очнулся от дремы. – Понятно… А кто у тебя под Питером остался? – продолжал расспрашивать отец Агапит. – Сеструха. – Замужем? – Вроде собиралась, когда меня посадили. – Она что, в лагерь тебе не писала? – На зону-то? Когда я на малолетке сидел, писала. А после второй ходки не стала. Наверное, замуж вышла за своего мента. – За милиционера? – Ну! Я ж и говорю, за мента. – И ты все-таки собираешься к ней ехать? – Собирался. Дом от матери остался, вроде как половина моя, есть где жить… Если, конечно, с ментом сестренкиным поладим. Говорят, среди них тоже люди попадаются, хотя я не встречал. А ты, отец Агапит, кем на воле работал? Иеромонах понял Владленово «на воле» правильно, по существу, то есть в той его жизни, что была до монастыря, и он так и ответил: – До монашества я был учителем биологии в средней школе. – Да ну? Какой же ты биолог, если в Бога веришь? – Вот потому, наверное, и верую, что биолог, – усмехнулся иеромонах. – Не в обезьяну же мне верить. – Вон оно как… Ну что, может, двинем, отец Агапит? Что-то опять холодать стало… – С Богом, Владик! * * * А тем временем на платформе станции Красногорск высокий широкоплечий мужчина в камуфляжной форме внимательно оглядывал выходящую из последнего вагона электрички публику, явно кого-то встречая. Но прибывшие на электричке прошли мимо, и мужчина опять остался один. Он постоял в растерянности, потом догнал последнего пассажира. – Послушайте, вы ведь в последнем вагоне ехали? – В последнем. – А вы случайно не видели там монаха? С ним еще парень молодой должен был быть… – Монах? С молодым парнем? А как же, видел! – охотно вступил в разговор пассажир. – Их на разъезде выкинули из вагона. Там такая жуткая история вышла! Я рядом сидел, все видел и слышал… И он, забыв про свои дела и про усиливающийся к ночи мороз, принялся увлеченно рассказывать о происшествии в электричке, коего ему повезло быть свидетелем. * * * …Между тем в лесу еще больше потемнело, пошел снег, а ветер усилился. По краю шоссе брели две сутулые фигуры, одна с мешком на спине, другая на костылях, а над ними, будто белые рекламы-растяжки, трепыхались по ветру снежные полотнища метели. – А вьюга-то как воет, жуть! – сказал Владлен, поеживаясь. – Может, спеть что-нибудь для согреву? Шансон какой-нибудь? – Шансон? – удивился иеромонах. – У тебя что, французский репертуар? – Почему французский? – в свою очередь удивился Владлен. – Нормальный репертуар, тюремный. И он запел высоким чистым голосом, хотя и с пронзительными блатными подвываниями, но очень задушевно: Это было весною, зеленеющим маем, когда тундра проснулась, развернулась ковром, мы бежали с тобою, замочив вертухая, мы бежали из зоны – покати нас шаром! По тундре, по широкой дороге, где мчится поезд Воркута – Ленинград! Лебединые стаи нам навстречу летели, нам на юг, им на север – каждый хочет в свой дом. Эта тундра без края, эти редкие ели, этот день бесконечный – ног не чуя, бредем. По тундре, по широкой дороге, где мчится поезд Воркута – Ленинград! Владлен пел, а отец Агапит внимательно слушал и поморщился только в конце, при словах: Предо мною икона и запретная зона, а на вышке маячит распроклятый чекист! – Хорошо поешь, – похвалил он Владлена, – и слух у тебя есть, и голос хороший. – Еще спеть? Я много шансонов знаю! – Нет уж, из блатного репертуара, пожалуйста, больше не надо! – сказал отец Агапит. – Не надо, так не надо, – покладисто согласился Владлен. – А хочешь я тебе настоящую французскую песню спою? – Валяй, отец Агапит! И отец Агапит запел: Во Францию два гренадера Из русского плена брели, И оба душой приуныли, Дойдя до немецкой земли… Придется им, слышат, увидеть В позоре родную страну… И храброе войско разбито И сам император в плену! – Ух ты, а классные какие слова! – восхитился Владлен. – Пой дальше, батя! Отец Агапит допел балладу до конца, и Владлен сказал: – Хорошая песня, жизненная – очень к нашему положению подходит. Ты, отец Агапит, если мы живые доберемся до места, спиши мне слова, ладно? – Спишу, Владик. Но мы с тобой обязательно дойдем, Господь нам поможет! – Ой, вот только не надо мне сейчас про твоего Господа трындеть! – Это почему? С чего это ты на Бога обиделся, Владик? – А чего ж Он мне сегодня не помог, если такой заботливый? – Да как же ты можешь такое говорить? Как это Бог тебе не помог? Он-то помог, а вот ты сам от помощи Божьей отказался, дурачок! – Это как понимать? – Владлен так удивился, что и на «дурачка» не обиделся. Оба остановились. – Ну, давай попробуем разобраться, Владик, – спокойным учительским тоном начал отец Агапит. – Твой нищенский бизнес по вагонам кончился тем, что тебя чуть не забили насмерть. Тебя надо было выручать – и Бог послал меня. Я для этого, между прочим, на свою электричку опоздал. Я тебя с собой позвал – ты поехал в монастырь, на тихое мирное жительство. Так Господь замечательно управил твои, казалось бы, безнадежные дела. Так ведь ты все по-своему переуправил! Бес тебя попутал, и ты отправился по вагонам искать приключений. |