
Онлайн книга «Врачебные связи»
* * * На автостоянке Олег охранника не застал – не его смена, зато разжился адресом, по которому проживал этот тип. Не теряя времени, он отправился туда. Дверь открыл плотный мужчина лет пятидесяти с седеющими редкими волосами. – Вам кого? – неприветливо поинтересовался он. – Мирона Андреевича Сапожникова. – Это я. Чего надо? – Телефон отдай. – Как…кой еще телефон? Олег блефовал, но по виду мужчины сообразил, что попал в самую точку: охранник отлично понял, о чем речь. – Либо ты отдаешь мне сотовый, который забрал у избитого парня на автостоянке, либо я звоню в полицию, и мы оформляем кражу. А может, и избиение на тебе, а? Кто их видел, бандитов-то? Мужик заметно спал с лица. – Да я… Я вовсе не собирался ничего такого… – забормотал он. – Дверца машины была приоткрыта, а телефон на сиденье валялся! Красивый такой, дорогущий – я в магазине видал… – Но тебе такой не по карману? – Еще бы – с моей-то зарплатой! А врач из «Скорой» сказал, что парень не жилец и, наверное, отбросит коньки по пути в больницу… – И ты прихватил аппарат, чтобы не досталось кому попало? Сапожников виновато опустил голову. Олег и не думал, что все окажется настолько просто: мужик даже не попытался отпираться, а ведь мог бы – далеко не каждого так легко напугать полицией! – Телефон неси, – миролюбиво приказал Олег. Охранник исчез и появился через пару минут, неся на ладони новенький айфон. С явным сожалением он протянул его Олегу. – А парень-то жив, что ли? – Жив, слава богу. Ты мне лучше расскажи, как дело было – чтобы без полиции. – Ну, заходи тогда, – тяжело вздохнул Сапожников, поняв, что легко не отделается. Мужчины прошли в гостиную, захламленную комнату закоренелого холостяка. В ней присутствовало лишь «самое необходимое»: большая плазма, стереосистема и старенький диван. Если и ступала тут женская нога, то нечасто и ненадолго. – Так как все было? – спросил Олег, присаживаясь. – Ну, этот мужик, потерпевший… – Его зовут Тимур Кутаев. – Так вот, этот Кутаев оставил машину на стоянке утром. Вернулся к вечеру, открыл машину, только собирался в нее сесть, как на него напали. – Можешь описать хулиганов? – Да не выглядели они как хулиганы! – А как они выглядели? – Как… – замялся Сапожников, подбирая слова. – Как спецназовцы в костюмах. – То есть? – Ну, здоровые такие, бритоголовые, а пиджаки дорогие, как у охранников в крутых банках. – Значит, как у охранников… Сколько их было? – Двое, но ты Тимура-то этого видал? Он же щуплый такой, что твой куренок! Они бы его насмерть уходили, поэтому я и вмешался. – И что потом? – А что – потом? Я выскочил, выстрелил в воздух из газового пистолета и крикнул, что вызвал полицию. Они сели в машину и дали по газам. – Что за машина – номер запомнил? – Да нет, какой номер! Я к парню-то подбежал, гляжу – не шевелится и вроде бы даже не дышит. Вызвал «Скорую»… – А полицию? – Не, зачем мне тут полиция? Хозяин стоянки не одобрил бы, поэтому я решил – пусть медики вызывают. – Что случилось с бумажником? – Э-э, нет, друг, ты мне лишнего не пришивай: бумажник я не брал, это они его взяли! – Те парни? Ты хочешь сказать, что они ограбили Кутаева? – Не знаю, ограбили или что, но один из них обыскал терпилу, и я видел из своей будки, что он что-то вытащил у него из кармана. – А телефон? – Когда врач «Скорой» осмотрел его, он намекнул, что твой Кутаев, скорее всего, не жилец, а телефончик лежал прямо там, на сиденье, и я подумал… – Что покойнику он ни к чему, – закончил за Сапожникова Олег. – Как насчет камер наружного наблюдения? – Они охватывают не весь периметр стоянки, – покачал головой мужчина. – Я потом просмотрел записи – ничего. – Ясненько. – У меня не будет неприятностей? Ну, я же отдал телефон… – Веди себя хорошо, и я никому не расскажу, – пообещал Олег. – Впредь не бери чужого, а то кто-нибудь другой может оказаться не таким добрым человеком, как я! * * * Генрих оказался отличным кавалером. У меня никогда не было «романа с иностранцем». Говорят, каждая уважающая себя женщина должна иметь в своем архиве подобное знакомство, однако все мои мужчины были исключительно отечественного производства. Правда, Генрих с самого начала сообщил мне, что учился в России, его русский язык мало отличался от того, на котором я и мои сверстники общаются между собой, и лишь акцент, усиливавшийся в минуты сильных эмоций, выдавал в нем иноземца. Но этим его «обрусение» не исчерпывалось. Долгое время живя в России и бывая в Германии лишь наездами, Генрих перенял многие привычки моих соотечественников, но до сих пор не сумел избавиться от ужаса перед двумя вещами – грязью на улицах и поголовным хамством. – Знаете, – смеясь, говорил он, когда мы сидели в ресторане после спектакля, – мне иногда кажется, что лучше бы я хуже владел русским, ведь тогда я не понимал бы многих обидных вещей и, как это… сберег себе кучу нервов, так? Я находилась в состоянии эйфории и, как ни пыталась бороться с этим ощущением, ничего не выходило. Меня пригласил на свидание симпатичный, интеллигентный мужчина – на настоящее свидание, а не просто дружеские посиделки за бокалом вина. Программа была насыщенной – сначала балет, потом ресторан и приятная беседа. Генрих вел себя безупречно и не скрывал, что я ему нравлюсь, хотя рук не распускал и не говорил комплиментов, за исключением одного – моему платью, когда я сняла плащ в фойе. И он по-прежнему называл меня на «вы», и это мне нравилось, придавая нашим отношениям некий оттенок буржуазной старомодности, к которой я неравнодушна в силу возраста и воспитания. – А как там ваш молодой друг – тот, который в тюрьме? – неожиданно поинтересовался Генрих, когда подали десерт. Только я собиралась рассказать ему, что успела выяснить о деле Толика, как затрезвонил телефон. У меня было искушение проигнорировать его, но звонок мог оказаться важным. Высветился Дашкин номер, и я удивилась, ведь мы недавно общались. – Мам, ты не поверишь, что на этой записи! – Погоди, ты о чем? Мое состояние после спектакля и еды было до того расслабленным, что мозг отказывался логически мыслить, а память превратилась в бабушкино решето. – Ну, та запись, которую мне обещали достать у следователя, помнишь? – нетерпеливо пояснила дочь. – Ты дома? Я еду! |