Книга Темные объятия, страница 8 – Шеррилин Кеньон

Хочу, хочу, хочу!

Саншайн отчаянно затрясла головой. Да что такое с ней творится? Пускает слюнки по человеку, которого знать не знает!

И все же...

Было в этом мужчине что-то особенное. Что-то, властно влекущее к нему, — и влечению этому, словно пению сирены, невозможно было противостоять.

— Саншайн!

Нетерпеливый оклик Уэйна заставил ее подпрыгнуть. Она совсем о нем забыла!

— Секундочку! — поспешно ответила она.

Еще секунду. Еще один взгляд.Что дурного в Том, чтобы полюбоваться мужчиной? Не каждый день к твоим ногам падает золотоволосый бог!

В последний раз поборов желание его потрогать, она накрыла незнакомца одеялом, подобрала его одежду и вышла из спальни.

Направляясь к дивану, Саншайн разглядывала заляпанные кровью брюки. И все-таки, откуда кровь?

Но прежде чем она успела как следует разглядеть штаны, Уэйн взял их у нее из рук и извлек из заднего кармана бумажник.

— Что ты делаешь? — спросила она.

— Хочу выяснить, кто он. — Открыв бумажник, Уэйн нахмурился.

— Ну что там?

— Дай-ка посмотреть... семьсот тридцать три доллара наличными — и никаких документов. Ни кредитной карточки, ни даже водительских прав. — Из другого кармана Уэйн извлек огромный нож. Нажал на кнопку — нож разложился, превратившись в троицу сверкающих смертоносных лезвий. Уэйн выругался вполголоса.

— Черт! Саншайн, похоже, ты подобрала на улице наркодилера.

— Он не наркодилер!

— Откуда ты знаешь?

Наркодилеры не спасают женщин от банды насильников. Но Уэйну она рассказать об этом не решилась — не хотела волновать его понапрасну, да и выслушивать лекцию о безопасности тоже как-то не тянуло.

— Знаю, и все. А теперь положи его вещи на место и пойдем.

— Ну что? — Камул поднял голову навстречу входящему в номер Дионису.

Услышав его голос, Стиккс оторвался от журнала. Камул, кельтский бог, сидел напротив него на кушетке в гостиничном номере. Оба они ждали новостей.

В ожидании Диониса древний бог в сером свитере и черных кожаных брюках крутил в руках телевизионный пульт и беспрерывно переключал каналы. Стикксу очень хотелось вырвать у него пульт и шмякнуть о стеклянный кофейный столик.

Но только самоубийца отважится отбирать пульт у бога.

Быть может, Стиккс и жаждет смерти, но умирать долго и в мучениях он совершенно не готов.

Так что все это время он, стиснув зубы, молчал и старался думать о чем-нибудь отвлеченном.

Длинные черные волосы Камул собрал на затылке в хвост. В его внешности было что-то зловещее, дьявольское — что, впрочем, типично для облика богов войны.

Дионис остановился в дверях. Небрежным движением плеч он сбросил длинное кашемировое пальто, стянул коричневые кожаные перчатки.

Рост в шесть футов и десять дюймов придавал ему устрашающий вид. Но Стиккс, сын царя и скиталец, жаждущий смерти, боялся в этой жизни очень немногого.

Что может с ним сделать Дионис? Разве что отошлет обратно в одиночное заключение?

На боге вина и веселья был твидовый пиджак, темно-синий галстук, коричневые брюки с безупречно отглаженными стрелками. Короткие темно-каштановые волосы, среди которых блестели высветленные пряди, безупречная эспаньолка. Облик процветающего миллионера — каковым, собственно, Дионис и являлся. В этой эпохе он владел межнациональной корпорацией — и для развлечения разорял своих конкурентов.

Много сотен лет назад Дионису пришлось выйти в отставку против собственной воли. С тех пор он делит свое время между Олимпом и миром смертных, который ненавистен ему почти так же, как Стикксу.

— Ответь на мой вопрос, Вакх! — потребовал Камул. — Я не какой-нибудь из твоих изнеженных греков и не стану терпеливо ждать ответа!

В глазах Диониса полыхнула ярость.

— А я — не какой-нибудь из твоих трусливых кельтов и не собираюсь дрожать перед тобой. Лучше тебе быть повежливее, Кэм. Или, может быть, хочешь померяться силами?

Камул вскочил на ноги.

— Эй, подождите минутку, — вмешался Стиккс. — Давайте отложим выяснение отношений до того, как вы захватите мир.

Оба смотрели на него как на сумасшедшего. В самом деле, надо быть сумасшедшим, чтобы встать между богами, готовыми вцепиться друг другу в глотку.

Но, если они сейчас поубивают друг друга, — он так и не сможет умереть.

Кэм смерил Диониса злобным взглядом.

— Твой прихлебатель прав, — процедил он. — Когда ко мне вернется божественная власть, мы продолжим этот разговор!

По блеску в глазах Диониса нетрудно было догадаться, что он нетерпеливо ждет того же самого.

Стиккс с облегчением вздохнул.

— Так что же? — спросил он Диониса. — Тейлон с женщиной?

Дионис холодно усмехнулся.

— Все сработало, как часы. — Он перевел взгляд на Камула. — Ты уверен, что это его обессилит?

— Я не говорил «обессилит». Я сказал «нейтрализует».

— А в чем тут разница? — поинтересовался Стиккс?

— Разница в том, что так он станет еще большей проблемой для Ашерона. И мы еще — больше ослабим атлантийца.

Эта мысль пришлась Стикксу по душе. Теперь осталось лишь удостовериться, что Тёмный Охотник и женщина останутся вместе. По крайней мере, на период Карнавала, — колдовского времени, когда истончается граница между нашим миром и Коласисом [8] . Истончается настолько, что ее можно прорвать, — и выпустить в мир атлантийскую Разрушительницу.

В последний раз такая возможность представлялась шестьсот лет назад; в следующий раз представится через восемьсот лет.

Стиккс скривился, представив себе еще восемьсот лет жизни. Восемьсот лет одинокого монотонного существования, полного нескончаемой боли. Смотреть, как сменяются его стражи, как они стареют и умирают. Как живут своей человеческой жизнью, окруженные родными н друзьями...

Они не представляют, как им повезло. Когда-то, еще человеком, он тоже боялся смерти. Но с тех пор миновало бесчисленное количество эпох.

Теперь единственное, чего боялся Стиккс, — так и не избавиться от ужаса бесконечного существования. Жить и жить, столетие за столетием, пока не умрет сама вселенная.

Он хотел освободиться. Еще тридцать лет назад на это не было никакой надежды.

Теперь надежда появилась.

Дионис и Камул хотят вернуть себе былую власть. Для этого им нужны Разрушительница и кровь Ашерона. Жаль, что в жилах у самого Стиккса нет ни капли атлантийской крови, — иначе он охотно предложил бы в качестве жертвы себя.