Книга Убить своего дракона, страница 39 – Ксения Баженова

— Ну, что стряслось? Успокойся ты. — Сашка обнял ее, пытаясь унять колотун. — Ты откуда взяла этот «швайген»-то?

В квартире Лара не раздеваясь выпила залпом стакан пива, полезла в Интернет в словари и прочитала: das Schweigen — молчание, безмолвие, тишина.

* * *

Он назвал фамилию, имя, отчество.

— Кем являешься?

— Сын.

— Документы. — Дал. Администраторша медленно и долго их изучала, потом швырнула обратно. — Дневной прием закончился. Вечером приходи.

— Ну прошу вас, мне ехать очень далеко. И еще осталось почти десять минут.

— Приемные часы закончились. — Непробиваемая тыква в крепеньких седоватых куделях вернула на место очки, ранее спущенные на кончик носа, и уткнулась в газету «Жизнь». Коля отошел к окну. Вчера утром ему позвонили из больницы. Сначала сказали, что хотели поместить мать в буйное, типа «ваша мама покушалась с ножом на человека, но тот заявление писать не стал, да и она после укола вроде успокоилась, так что перевели в терапию „на таблеточки“». Вот-те на! Этого только не хватало.

Одинокий длинный кактус рос в горшке, куда был, видимо, посажен еще ребенком. Тельце его переваливалось через край, но нашло поддержку у стены, земля грозилась вот-вот просыпаться на пол, выталкиваемая собственной пустынной сухостью, корневой системой и весом самого кактуса. Однако кое-где даже виднелась пара маленьких отростков. Коля пошарил в кошельке, в карманах, в сумке. Надо было шарить не сейчас, а когда из дома выходил. С наличностью беда.

Он перегнулся через стойку, отделяющую администрацию от простых смертных, и положил «тыкве» на стол тридцатку. Она с удивлением взглянула на нее, потом оскробленно на юношу.

— Ну нет больше, клянусь, пустите, пожалуйста, — взмолился он.

— Бахилы покупаем.

— На что?

— Ладно, иди, — скривила рот администраторша, — второй этаж, семнадцатая палата. Скажи спасибо, что доктор на обед отъехал. А то б не пустила. — Толстенькими пальчиками с круглыми короткими ногтями она свезла бумажки в карман и уткнулась в таблоид. — Погорю за тридцатку. Ну нельзя быть такой доброй. А чего случись у этих психов, мне отвечать.

На этаже пахло кислыми щами и хлоркой. Людей не наблюдалось. Потертый линолеум, обшарпанные двери палат. Из звуков — хохот медсестер в процедурной. Мать в гордом одиночестве сидела в небольшом холле. Ни дать ни взять треугольный холм — маленькая головка с вечным шапокляковским пучком на затылке расширялась плечами, потом расплывалась по стулу задницей и закреплялась у земли ногами-бутылочками, — покрытый сплошь блеклыми желтоватыми цветами казенного халата. Глаза тупо уставились в стену, и мысли в них не наблюдалось.

— Ма! — Он похлопал ее по плечу. Владлена вздрогнула, быстро взглянула на сына, отвернулась, будто не узнав, но потом воззрилась опять.

— Коленька, Коленька пришел. Пойдем, пойдем куда-нибудь. Здесь уши кругом.

— Ма, да нет никого.

— Везде, везде уши. — Владлена боязливо поозиралась по сторонам, но места, видимо, не нашла и, взяв сына под руку, затащила его в самый дальний угол и начала громко шептать, иногда попадая ему в лицо капельками слюны, которые Коля быстро и брезгливо утирал. — Я сделала все, как ты сказал, но этот адвокатишка вместе с кошкой хотят меня убить. Кошка ходит ко мне по ночам и покушается, вот видишь, все лицо расцарапано у меня. Хочет, тварь, перегрызть мне шею. — Глаза ее бегали, пот выступал на лбу крупными росинками.

— Ма, ты чего, совсем рехнулась? Объясни, что это ты сделала, как я сказал? Какая кошка?

— Да эта чертова Ляля.

— Она вроде того… тю-тю.

— Того… А не того! Ходит из преисподней. Кидается из кустов, с крыши, со шкафа. Хочет извести. Это Олькины делишки. Олькины. Денег своих пожалела. Обманула, обманула… — Губы Владлены задрожали. — Но ты не расстраивайся, сыночек, надо извести этого адвокатишку, и тогда все будет наше, все будет наше. И домик, и огородик. Чертов колодец. Выпустил шкуру эту, я думала, сгниет она там. Это Олька ходит в ее обличье. Ты езжай к нему, пригрози. Пусть знает.

Коля начал беситься. Кажись, мать реально сбрендила.

— Пусть знает, Владлена не сдастся. Нашли дурочку, знай подскребай за ними. А заплатить? Надо заплатить… — Ее мокрый рот расползся в улыбке. — Правда, сыночек?

— Надо. Очень надо. Ладно, мам, я пойду. Когда тебя выписывают?

— Завтра доктор будет и скажет. Скоро уже. У меня все хорошо, ты не волнуйся. — Владлена как-то резко собралась, и в глазах ее даже появился проблеск разума. — Не волнуйся, иди.

От городка до дачи было недалеко, но, не желая трястись в старом желтом автобусе с порезанными дерматиновыми сиденьями и идти от остановки по проселочной пыльной дороге, Коля поймал такси и попросил водителя подождать возле дома.

Калитка оказалась заперта, он стучал и даже кинул на участок несколько мелких камешков, они звякнули о стекла второго этажа и скатились по крыше веранды вниз. Однако окно в комнате у Марка светилось в ранних сумерках, и Коля продолжил попытки попасть в дом. Вскарабкавшись по дереву, он стал ловко перелезать через забор. Таксист выскочил из машины:

— Эй, парень, отдавай бабки, и я поеду.

— Да хорош стрематься. Дядя заперся и не открывает. А у меня бабок нет, я у него хотел взять. И потом, мне еще в Москву обратно надо, — отвечал он с ветки большой яблони.

— Ладно, только я долго ждать не намерен. Полторы до Москвы.

— Ок! Я быстро.

Адвокат открыл не сразу. Бледный, небритый и с перевязанной грязным бинтом рукой:

— Ты? — Казалось, он даже не удивился. — Проходи.

Коля прошел за ним на кухню.

— Денег на такси не дадите?

— Сколько?

— Полторы.

Марк молча ушел к себе и вернулся с двумя голубыми бумажками, которые Коля быстро засунул в карман.

— Ага. Спасибо. А я у матери был.

— Мммм.

— Что у вас тут произошло?

— А ты что, из прокуратуры?

— А вот хамить не надо, Марк Анатольевич. Вы мать в больницу упекли, деньги у нас украли.

— Что-о-о?! С какого это, Коленька, перепугу, я их у вас украл? Ольга переписала завещание на меня и имела на это полное право.

— Но сначала она написала его на мать! Ты нас обманул, так что давай делиться по-хорошему. Ты не подумал, что с нами будет? Что будет с моей мамой, которую ты упек в психушку? — Коля говорил таким спокойным и самоуверенным тоном, что у Марка стало сносить крышу от этой адской наглости.

— Слушай, кто вы такие вообще?! Самозванцы. Скажи спасибо, что ты еще живешь в ее квартире, а твоя шизофреническая мамаша здесь. Скажи спасибо Ольге, что я не выкинул вас на улицу сразу же и Владлена не гниет в буйном отделении по моему заявлению. — Марк свирепел, желваки ходили под натянутой кожей скул, он вскочил, но тут же схватился за сердце и, покачнувшись, сел обратно. — Так что ты, щенок, вали отсюда и оставь меня в покое.