Онлайн книга «Боже мой, какая прелесть!»
Лицо Коновалова побледнело даже под загаром. Он подбежал ко мне, замахнулся… От удара меня спас телефонный звонок. Он прозвучал как выстрел, рука мужчины застыла буквально в сантиметре от щеки. Хотя, казалось бы, как может «выстрелить» шаляпинское «эй, ухнем»? «Еще разик, еще раз…» – гремел бас по всему дому. Я всегда выбирала наиболее «голосистые» мобильники, поскольку тихий звонок запросто терялся в огромном доме. А эту мелодию поставила на звонок в минуту депрессии, так как «эй, ухнем еще разик» наиболее точно передавало мое тогдашнее, да и нынешнее настроение. Я выживала и ухала. Как бурлак. Как дровосек. Как маленькая девочка, что, зажмурившись, несется на американских горках вниз. Коновалов схватил с журнального столика мой вибрирующий телефон, взглянул на дисплей, нахмурился, словно бы что-то вспоминая и, пожалуй, не веря своим глазам, и… побледнел еще больше. Ошарашенным истуканом с сизыми губами он замер надо мной, тупо разглядывая телефон, а Шаляпин тем временем басисто умолял поднапрячься… Наконец пение смолкло. Мой враг тяжело опустился в кресло и принялся рыться в памяти мобильника, сосредоточенно хмуря брови. Потом нашел в нем какую-то строчку и подсунул телефон мне под нос. – Кто это? – спросил сурово. Я посмотрела на дисплей. «Сергей Рубпольский» чернело на голубой подсветке. – Ты же видишь, – пожала плечами. – Это Рубль Польский? Сережа Рубль Польский? – Да. – Как будто удивляясь тугодумию гостя, я даже повторила: – Сережа Рубль Польский. Мой друг. Ответ заставил Коновалова откинуться на спинку кресла, окаменеть и не мигая разглядывать мое лицо, разыскивая в нем лукавство. В гостиной снова зазвенел звонок. На этот раз домашнего телефона. Коновалов продолжал меня разглядывать, пока и этот звонок не смолк. Из двери, ведущей в гараж, показался бритоголовый бандит. Посмотрев на мизансцену «шеф находится в ступоре, дамочка безмолвствует», красноречиво потер руки, так же показательно спросил: – Ну что? Начнем? – и плотоядно хмыкнул. – Заткнись, – выбросил Коновалов. Шеф думал. – Что ты рассказала Рубпольскому? – спросил в итоге довольно тихо и покладисто. – Пока – ничего, – пожав плечами, честно ответила я. То, что разговор с Рубпольским в принципе не состоялся, легко проверить по телефонной памяти. – А собираешься? – Зависит от тебя. – А кому ты что-то рассказала? Мы уже перестали разыгрывать спектакль о дурочке из переулочка и умном разозленном дяде, мы говорили без обиняков. – Если со мной что-то случится, информация уйдет к Рубпольскому. Анатолий Андреевич быстро заелозил большим пальцем по кнопочкам телефона, разыскал там номер последнего разговора и показал мне дисплей: – С ней говорила? На экране обозначилось имя Маргариты Кулеминой. Именно с ней я успела поговорить сегодня утром и условиться о встрече у нее дома. (Эх, такую бы технику да во времена Агаты Кристи, половина расследований Эркюля Пуаро прошла бы куда быстрее!) – Может быть, и с ней, – безразлично отозвалась я, хотя удары сердца буквально клокотали в горле. – А может быть, с кем-то еще. По домашнему телефону. – Проверим. Все телефоны проверим, – серьезно пообещал Коновалов. И я мысленно пожелала болтушке Зое долгих лет здравия и дала мысленную рекомендацию ненадолго – примерно на неделю, до возвращения Рубпольского – исчезнуть из города. С Ритой я разговаривала не больше минуты, а вот разговор с Зойкой занял гораздо больше времени и был четко привязан к моему ночному бдению перед включенным компьютером… – Что ты задумала, Саша? – с искренней печалью в голосе спросил мой враг. – Пока ничего. – Я безразлично пожимала плечами, как заведенная. – Признаюсь честно, я в твоей информации ничего не поняла. Английского не знаю и в банковских реквизитах не петрю. Возможно, этим признанием я подписала себе смертный приговор. Но тем не менее, совершенно интуитивно, чувствовала – начну врать и изворачиваться, запыта-ют до смерти и никакой Рубпольский с Лазурки не поможет. Договариваться с врагом можно только при обоюдной честности. Уловки неуместны. Почует и пристукнет. А так… авось доверие вызову. – И что нам делать? – многозначительно раз вел руками Коновалов. Какое, однако, магическое действие произвела фамилия Рубпольский – зверь обернулся человеком. Убрал клыки и стал мыслить конструктивно. – Зачем ты убрала часы? Собираешься с помощью шантажа войти в долю? – Подумывала, – правдиво призналась я. – Подумывала? – зацепился за прошедшее время Коновалов. – А теперь? – Теперь хочу только одного: оставьте мальчика и его маму в покое. – И без претензий? – оживился убийца с бизнесменской хваткой. Как будто вел со мной деловые переговоры, совсем забыв о пролитой крови. Мне стало до жути противно, но все же я ответила: – Да, без претензий. – Тогда отдай часы, – продолжил развивать успех переговорщик. – В знак доброй воли. Я усмехнулась: – А это фигушки. Часы – моя страховка. – Са-а-а-ша, – пропел мое имя Коновалов и погрозил пальцем, словно расшалившемуся ребенку. Он что, на самом деле продолжает считать меня безмозглой Барби?! Ведь доказала же – не кукла. А хищница с хорошей головой. Но Анатолий Андреевич, слишком уж быстро опомнившийся от шока, вызванного фамилией Рубпольский, вновь стал самим собой. Почуяв слабину, он стал самоуверенным дельцом со сдвигом в криминал. – Саша, – гнусавил гад, – зачем усложнять себе жизнь? Ведь все так хорошо начинало складываться. Часы где-то в доме, ты ездила только до дома Лизы и вряд ли оставила их там. Так что давай договариваться, мы все равно их найдем. Не уверена, но возможно. Тайник из полой канистры – игрушечный. Но куда же делся мальчик?! – Давай-ка так. Ты нам часы, диск и мальчика. Мы тебе… Мы тебе двадцать тысяч долларов. Или даже евро! – Ты что, дурак? – совершенно серьезно поинтересовалась я и переспросила раздельно: – Двадцать. Тысяч. Даже евро? – А сколько ты хочешь? – не обращая внимания на «дурака», прищурился Коновалов. – Пятьсот. И тоже не долларов. Браток, пристроившийся в углу гостиной, аж крякнул, а Коновалов присвистнул: – А не подавишься? – Проглочу как-нибудь. Саша, Саша, что ты творишь?! Да за такую сумму этот мерзавец родную маму прибьет и похоронит! |