Онлайн книга «Дело толстых»
— Ничтожество! Импотент! — орала она. — Гудвин, клянусь, я загрызу его зубами!! Вова с удивлением наблюдал дикий спектакль. Бесконечная ярость — привилегия мужчин; все ранее встреченные им женщины могли сердиться, рыдать, скандалить или тихо лить слезы. Истерика Домино показалась ему страшной. Где-то когда-то Гудвин слышал: немецкие антитеррористические группы получают приказ — при захвате бандитов в первую очередь уничтожать вооруженных женщин. Они, в отличие от мужчин, совершенно непредсказуемы и оттого наиболее опасны. Гудвин подошел к бару, выбрал коньяк и налил Марте половину стакана. — В фужер! — прорычала Домино. — Из стаканов не пью! Вова послушно перелил «Камю» в фужер, протянул его женщине и, подождав, пока она выпьет, спросил: — Что случилось, Марта? — Он нас кинул, Вова! — с истерическим хохотом выдавила Марта. — Как последних фраеров! — Не понял, — насупился Гудовин. — Мы ему больше не нужны. — Домино запустила пальцы в волосы и взбила загривок в львиную гриву. — Сядь и слушай. — Гудвин сел на диван и уставился на внезапно, без всяких полутонов и переходов успокоившуюся Марту. — Мы ему больше не нужны. Могу сказать больше. Скоро Гольдман нас уберет. Как постоянное напоминание ужаса. — Он сам тебе сказал? — Вова сходил к бару и налил коньяку в свой фужер. — Нет, — уперев руки в бока, немного ернически произнесла Марта. — Он еще сам об этом не знает. — Женщина подошла к гостю, склонила свое лицо к нему и прошептала: — Но это будет. Обязательно. Рано или поздно. И никакие угрозы наябедничать маме Саре не помогут. Скажет — все это мелкая месть брошенной женщины. — Уверена? — Абсолютно. Эта тварь нас выкинет. — А если… — «Если», Вова, быть не может. Знаешь, как он теперь говорит об изнасиловании? «Невинное приключение»! Наше «невинное приключение». Тварь! Гудвин достал из кармана зажигалку и сигареты, прикурил и высказался: — Быстро же Боря оправился… — А я тебе, Вова, говорила — тяни! Надо жать! — А что я мог? — Гудвин пожал плечами. — Он же знает, у меня в городе все повязано. Марта подняла голову вверх и завыла, как раненая волчица. Где-то в вое Гудвину послышалось «своло-о-очь!». Выплеснув в крике остаток агрессии, Домино села в кресло напротив Гудовина, откинулась свободно и положила ногу на ногу: — Мне нужен ствол, Вова. — Очумела! — перепугался Гудвин. — Своими руками веревку мылить? Я — пас. На меня первого подумают… — Ты не понял, Вова, — перебила Марта. — Мне нужен Борин ствол. Зарегистрированный. — Зачем? — осторожно спросил Гудвин. — Из этого ствола ты, Вова, загасишь бомжа. И оставишь пушку на месте. Рука Гудвина непроизвольно дернулась, и длинный столбик пепла упал на черную футболку. — Слабо, Вова? — усмехнулась Домино. — Что ты задумала? — хрипло произнес Гудвин. — Ничего особенного. Поставим Борю перед выбором — или признаваться в изнасиловании, или падать нам в ноги. — Как это? — В день, когда Боря будет один, без свидетелей, без телефона, ты загасишь бомжа. — Домино поправила на стройных ногах складки платья, уловила в глазах собеседника понимание и продолжила: — По номеру оружия менты выйдут на Борю. И никуда толстый не денется. Рассказывать о том, что ствол увела изнасилованная девушка, а потом где-то выбросила, он не будет. Побежит к нам и попросит помощи. А мы поможем, Вова. — А адвокат? — А алиби? — А если у него будет свидетель, что такого-то числа в такой-то час Боря Гольдман был там-то и там-то? — Изоляцию мы ему обеспечим. Все в наших руках. Главное — все сделать быстро, пока он не побежал в милицию заявлять о пропаже «игрушки». — А если девчонка ствол все-таки выбросила? — Это вряд ли. Она теперь с ним спать будет. Поверь, психология обиженной женщины мне известна лучше, чем тебе. — Домино вздохнула. — В крайнем случае спросишь, куда ствол выбросила, и постараешься найти. — А отпечатки? — А ты обойму, Вова, не трогай. Там Борины пальчики обязательно найдут. И спросят, почему вы, уважаемый господин Гольдман, о потере оружия вовремя не заявили? Как думаешь, поверят нашему Боре? — А он нас не заподозрит? — продолжал осторожничать Гудвин. — Я тебя умоляю, Вова! Ты в «невинном приключении» замаран больше его! Паровозом пойдешь! — А если он сознается? — перетрусил Вова. — Нет, — твердо произнесла Домино. — Боря предпочтет мокрую статью на себя взять, групповуха ему ни к чему. Гудвин встал, подошел к темному окну и сквозь прозрачный тюль долго смотрел на освещенную полоску шоссе, на мчащиеся автомобили. Новый план Домино ему нравился. Но также Вова знал, как работают криминалисты, знал о тестах на пороховые частицы, о консервации запахов, о том, что по единственному волоску с места преступления можно установить преступника. — Вова, убийства бомжей тщательно не расследуются, — словно подслушав его мысли, проговорила Домино. — Тем более когда нас спросят, — а нас спросят, — мы непрозрачно намекнем, что Боря отъявленный трус и вполне мог шмальнуть в бомжа, вывалившегося на него из кустов в темноте. Шмальнул с перепугу, ствол бросил — и бежать. Такое ведь бывает, а, Вова? — Огнестрелы, Марта, всегда на особом учете, — продолжал упорствовать Гудвин. — Вова, а ты сможешь пристрелить бомжа с дистанции в сто метров? Не приближаясь, не оставляя своих следов? Ствол потом в кусты неподалеку сбросишь… Гудвин стрелял хорошо. Как каждый стопроцентный мужик, он любил оружие, хорошие машины и ненавязчивых женщин. — Не в цвет, Домино, — не поворачиваясь, произнес Вова. — Мусора на Борю только посмотрят, сразу поймут — эта фря не выстрелит. — Ты не прав, — спокойно возразила Домино. — Если бы Боря действительно был чист и возмущался искренне, ни один мент его бы не заподозрил. Но представь реакцию Бори, когда его среди ночи берут, вяжут и на вилы сажают. Он ни на один вопрос ответить не сможет. Тем более объяснить, где он пистолет оставил. Будет молчать как рыба, и адвокат не поможет. На этих словах Гудовин развернулся к Марте и длинно, с лагерными оборотами выругался. Смысл тирады на русский язык можно перевести так: умная женщина Марта Игоревна придумала хороший план, в результате коего Гольдман Борис Аркадьевич почувствует себя очень плохо. — То-то же, Вова, — улыбнулась Марта. — Милиционеры не любят, когда подозреваемые отказываются отвечать на элементарные вопросы и требуют адвоката. — А если Боря со страху на коллективку расколется? |