
Онлайн книга «Ставка на проигрыш»
Сергей открыл передо мной широкую железную дверь, провел меня по длинным пустым коридорам и указал на дверь кабинета без всяких опознавательных табличек. – Прошу, – произнес он, и я вошла внутрь помещения с видом усталой, но горделивой труженицы. (Вот есть у меня такая досадная и не совсем женская черта. Когда хочется, чтоб пожалели и выслушали, погладили по головке и подставили плечо, я вдруг, неожиданно, прежде всего для себя самой, встаю в горделивую позу и начинаю брыкаться. «Что вы, что вы, я совсем не устала, не замерзла и не проголодалась! Что вы, что вы, я все сама, все сама, все сама». Как говорит моя мама, выделываюсь. Мы бедные, но гордые.) И вот вместо того, чтобы радостно вопить: «Бабушка приехала! Банка с пемолюксом в шляпках лежит!» – я напустила на себя героическую скромность, – мол, время придет, похвалите, тогда и загоржусь, – и с невыразимой простотой сказала: – Здравствуйте, Михаил Николаевич. Здравствуйте, Андрей Павлович. Два хмурых мужика в мятых костюмах кивнули «здрасте», и Михаил Николаевич спросил: – Ну что там у вас случилось? Почему «бабушка приехала»? Я, красна девица, уселась на предложенный стульчик, обвела глазами помещение – серые стены, ряд окон под потолком, канцелярская мебель и два угрюмых мужика – и, выдержав мхатовскую паузу, ответила: – Я нашла контейнер. – Что?! – вытянулся подполковник в мою сторону всем телом. – Кого?! – Контейнер, – скромно мяукнула я. – Он в банке из-под пемолюкса. – Что?! – поднял голову вверх и взревел Огурцов. – Где он? – Я его изъяла и перепрятала. – Вы его… что? – Перепрятала, – с интонацией воспитательницы из детского сада повторила я. – Куда? – опешил Огурцов. – В шкаф. За дамские шляпки. – Вы что, идиотка? Вопрос показался мне риторическим, и я на него не ответила. Но подполковник так страшно выпучил глаза, что успокоить его все-таки следовало: – Он не в моей каюте. Он у Марченко. – Какие Марченко?! – простонал-проревел-прорычал-провыл Михаил Николаевич. – Какие Марченко?! – Потом перевел взгляд на очкастого коллегу и спросил почти нормально и адекватно: – Палыч, за что мне это? А? Ну почему все в одну кучу валится?.. Палыч сочувственно пожал плечами. На меня он старался не смотреть. Впрочем, как и подполковник. Михаил Николаевич вновь поднял голову, простонал что-то сквозь зубы – мне показалось, матерное – и, ударив себя кулаком в лоб, вскочил, забегал по тесной от стульев комнате. Он бегал и причитал: – Боже, ну почему мне так не везет?! Ну почему я вечно на идиотов натыкаюсь?! Что же за наказание такое… – Простите, – выпрямив спину и вскинув подбородок, возмутилась я. – А… – Подполковник махнул рукой, выбежал из кабинета и громко хлопнул дверью. От этого стука что-то немедленно сломалось в моей выпрямленной спине – кажется, это был спинной мозг, – и я осела на стуле как жидкий студень. Посмотрела с недоумением на очкастого контрразведчика и проговорила: – Не понимаю… Я не понимаю, что здесь происходит… – Софья Николаевна, – разглядывая меня с печальным интересом, отозвался Палыч, – только что в вашем присутствии с подполковника Огурцова слетели его погоны. Еще одна мхатовская пауза. Теперь заполненная растерянным сопением. И я спросила: – Как это? Почему? За что?! Лицо контрразведчика стало совсем скорбным, губы собрались в морщинистый пучок, он этот пучок пожевал и выдал: – А потому, что этот контейнер должен был попасть по назначению. – Как это… Но почему?! – Он – пустышка. Деза. Фикция. Липа. – Андрей Павлович говорил, словно гвозди вбивал в гроб моей гордыне. – Михаил Николаевич три месяца эту операцию готовил. А тут… вы. С инициативами… – Боже-е-е, – простонала я, – контейнер вы подложили… Подменили. Своему «алхимику». Какая же я ду-у-ура! Палыч кивнул согласно, а я, чувствуя себя амебой, медузой, простейшим существом, мысленно рвала на себе волосы. Бог мой! Ну конечно! Как я раньше не поняла! Идиотка самонадеянная! «Бестолковые органы курьера упустили». Как же! Упустили! Не упустили, а «вели», да так бережно, что дали ему уйти, только бы не раскрыть слежку! Отсюда все нестыковки, отсюда кажущаяся беспечность проведения операции… Ду-у-ура-а-а!!! Растянутая, как плакат на двух столбах над дорогой. Яркая и безразмерная. Узкая и одномерная. Все едут, читают и соглашаются – дура. Как есть – дура. Подполковник Огурцов три месяца готовил операцию. Конечно же он все знал об «алхимике», конечно же они его «вели» все эти месяцы и, разумеется, вместо секрета подсунули емупустышку. А я-то, бестолочь самовлюбленная… «Утру нос господам чекистам…» Утерла. Погоны с чужого кителя. – Андрей Павлович, верните подполковника, – справившись с собой и удерживая мысли и нервы в кулаке, строго попросила я. – Верните. Он меня не дослушал. – Покурит на холодке, душой отойдет и сам вернется, – ответил вредный Палыч. – Расскажите-ка лучше… – Нет! – отрезала я. – Вот вернется подполковник, буду каяться при нем. – Как угодно, – пожал плечами очкарик и остался сидеть на стуле, проявлять вредность. А я теперь использовала тайм-аут не на охи-вздохи, самобичевание и нервы, а на более продуктивные мероприятия. Уставив взгляд в серый угол мимо надменного Палыча, начала выстраивать, мостить дорожку к обоюдному спасению. «Еще не все потеряно, еще не все потеряно…» Крутились в голове мысли, и их хоровод из полной хаотичности вдруг начал обретать определенность, четкую направленность. Когда взъерошенный подполковник вернулся в кабинет, я, не дожидаясь моральных оплеух, приступила к покаянию, надеясь, впрочем, на диалог. – Михаил Николаевич, простите меня, пожалуйста, и дайте сказать. Выслушайте. – Софья, – тяжело усаживаясь за письменный стол полубоком ко мне, пробасил Огурцов, – ну кто вас просил?.. – Никто. Но дайте сказать. Подполковник обреченно махнул рукой, и я взяла слово: – Во-первых, скажу сразу – банку-контейнер я не вскрывала, и, может быть, никакого двойного дна там вовсе нет. Это раз. Во-вторых, ее можно вернуть. – Кому?! – провыл подполковник, и в вое слышалось: «Чего ты городишь?!» – Курьеру. За деньги. Якобы. – Курьеру за деньги, – на одной ноте пропел за мной Огурцов, словно попробовал предложение на вкус. Повертел на языке и выплюнул: – Нет, чепуха. – Да подождите вы с чепухой-то! Никакая это не чепуха! А очень даже дело. Ну? |