Книга Скрюченный домишко, страница 51 – Агата Кристи

– Я сообщу вам, как только получу какие-нибудь сведения.

Я поблагодарил его и вернулся в гостиную, где застал Софию и Юстаса. Магда уже ушла.

– Он сообщит нам, как только что-нибудь узнает, – сказал я.

– Что-то с ними случилось, я уверена, что-то произошло, – тихо ответила София.

– София, дорогая, еще ведь не очень поздно.

– Напрасно вы так беспокоитесь. Они, наверное, пошли в кино, – добавил Юстас и своей ленивой походкой вышел из комнаты.

Я сказал Софии:

– Она могла поехать с Жозефиной в гостиницу или даже в Лондон. Мне кажется, она одна и понимает, какая опасность грозит Жозефине, – понимает лучше, чем мы.

София посмотрела на меня хмурым взглядом, значение которого я не знал, как истолковать.

– Она меня поцеловала на прощание, – промолвила она.

Я не совсем понял, что выражает эта ни с чем не связанная фраза, что София ею хочет сказать.

Я спросил, что делается с Магдой – не очень ли она волнуется?

– Мама? Да нет, с ней все в порядке. У нее ведь отсутствует чувство времени. Она читает новую пьесу Вавасура Джоунза под названием «Женщина располагает». Смешная пьеса об убийстве, там женщина – синяя борода, по-моему, плагиат с пьесы «Мышьяк и старые кружева». [13] Но там есть хорошая женская роль – женщина с маниакальным желанием овдоветь.

Я больше не задавал вопросов, мы оба молча делали вид, что читаем.

Часы показывали половину седьмого, когда открылась дверь и вошел Тавернер. На лице его можно было прочесть все, что он собирается сказать.

София встала.

– Ну что? – спросила она.

– Мне очень жаль, но у меня для вас плохие вести. Я объявил машину в розыск. Патруль сообщил, что «Форд» с похожим номером свернул с шоссе у Флакспур Хит и проехал через лес.

– По дороге к Флакспурскому карьеру?

– Да, мисс Леонидис. – После паузы он продолжал: – Машина обнаружена в карьере. Обе пассажирки погибли. Может, вам будет легче узнать, что смерть была мгновенной.

– Жозефина! – В дверях стояла Магда. Голос ее перешел в вопль. – Жозефина, крошка моя!

София подошла к матери и обняла ее. Я бросился к двери, крикнув на ходу:

– Я сейчас!

Я вспомнил, как Эдит де Хевиленд села за письменный стол и написала два письма, а потом, взяв их с собой, спустилась в холл.

Но писем в руках у нее не было, когда она садилась в машину.

Я кинулся в холл прямо к длинному дубовому комоду. Письма я нашел сразу – они были за медным кипятильником.

То, что лежало сверху, было адресовано старшему инспектору Тавернеру.

Тавернер вошел вслед за мной. Я отдал ему письмо, и он тут же вскрыл его. Поскольку я стоял рядом, я прочел это короткое послание:

«Я надеюсь, что письмо будет прочитано после моей смерти. Я не хочу входить в детали, но я целиком принимаю на себя ответственность за смерть моего шурина Аристида Леонидиса и Джанет Роу (няни). Я таким образом официально заявляю, что Бренда Леонидис и Лоуренс Браун не повинны в убийстве Аристида Леонидиса. Справка, которую вы можете навести у доктора Майкла Шавасса, 783, Харли-стрит, подтвердит вам то, что жизнь мою можно было бы продлить всего на несколько месяцев. Я предпочитаю поступить именно так и спасти двух невинных людей от обвинения в убийстве, коего они не совершали. Я пишу это в здравом уме и в твердой памяти.

Эдит де Хевиленд».

Когда я кончил читать письмо, я вдруг осознал, что София тоже его прочитала – не знаю, с согласия Тавернера или без.

– Тетя Эдит… – прошептала София.

Я вспомнил безжалостный каблук Эдит де Хевиленд, вдавивший в землю вьюнок. Вспомнил и рано закравшееся подозрение, казавшееся фантастическим. Но почему она…

София угадала мои мысли, прежде чем я успел их высказать.

– Но почему Жозефина? Почему она взяла с собой Жозефину? – сказала она.

– Почему она вообще это сделала? Чем это объяснить?…

Я еще не докончил фразы, как уже знал ответ. Мне ясно представилась целиком вся картина. Я понял, что все еще держу в руке второе письмо. Взглянув на него, я увидел свое имя.

Оно было тверже и тяжелее, чем первое. Я знал, что в нем содержится, до того как вскрыл. Я разорвал конверт, и из него выпала черная записная книжечка Жозефины. Я поднял ее с пола – она раскрылась на первой странице.

Откуда-то издалека до меня донесся голос Софии, ясный и сдержанный:

– Мы все неправильно понимали… Это не Эдит.

– Не Эдит, – сказал я.

София подошла ко мне совсем близко… и прошептала:

– Это была Жозефина, да?

Мы вместе прочитали первую строчку в черной записной книжечке, выведенную еще не сформировавшимся детским почерком: «Сегодня я убила дедушку».

Можно только удивляться, почему я был так слеп. Истина буквально рвалась наружу, и, если вдуматься, одна лишь Жозефина отвечала всем отцовским характеристикам. Ее тщеславие, постоянное важничанье, непомерная любовь к разговорам, бесконечные заявления о том, какая она умная и какая полиция глупая.

Я никогда не принимал ее всерьез, потому что она была еще ребенком. Но дети ведь не раз совершали убийства, а в данном случае убийство было вполне в пределах ее возможностей. Дед сам указал ей точный способ – он фактически дал ей в руки готовый план. Единственное, что от нее требовалось, – не оставлять отпечатков пальцев, а этой науке легче легкого выучиться даже при самом поверхностном знакомстве с детективной литературой. Все остальное – просто мешанина, почерпнутая из шаблонных романов. Тут и записная книжечка, изыскания сыщика, тут и ее якобы подозрения, многозначительные намеки на то, что она не хочет говорить, пока до конца не уверена…

И наконец покушение на самое себя. Почти невероятная операция, принимая во внимание то, что Жозефина могла легко погибнуть. Но она чисто по-детски этого не учитывала. Она была героиней, а героинь не убивают. Здесь, однако, появились улики – комочки земли на сиденье старого стула в прачечной. Жозефине и только Жозефине могло понадобиться влезть на стул и пристроить на двери мраморный брусок. Он, очевидно, не один раз пролетал мимо (судя по вмятинам на полу), и она снова терпеливо взбиралась на стул и снова укладывала кусок мрамора на дверь, пользуясь шарфом, чтобы не оставлять отпечатков. А потом, когда брусок упал, она едва избежала смерти.