Онлайн книга «Каинова печать»
|
– И что же она даже из дома от вас никуда не выходила? – Нет, не выходила. – А позавчера, вспомните, Зоя Васильевна! Она ведь звонила Графову, обещала прийти. – Звонила, это точно, но не пошла. Сказала – сил нет. Вечером еще раз звонила, извиниться, перенести встречу, но недозвонилась, не отвечал никто. – Так вы же на работе были, может, она и выходила? – Зачем ей врать? – удивилась Зоя. – Да и Игорь целый день дома был, до моего прихода. Открылась дверь, и на пороге появилась Лидия. – Зоя, у тебя гость! – Ой, уж и не знаю, у меня или у тебя. Лидия куталась в светло-розовый махровый халат, явно с Зоиного плеча. Лицо ее было бледным, веки припухшими после сна. Она прищурилась, вглядываясь в Дмитрия. «Близорука. Но очки не носит», – привычно отметил про себя он. – Я вас где-то видела. Но мы не знакомы. – Лидия Викторовна! Я капитан милиции Прозоров. – Мое отчество Нестеровна. Извините, ради бога, что-то у меня на отчества память плохая. Хотя ваше должен бы запомнить. Редкое имя у вашего отца. Он знал ее отчество, Викторовной назвал намеренно. – У деда. Так где же мы с вами встречались? – Ехали вместе из Питера. Потом я вас до адресного бюро проводил. – Да, действительно, припоминаю. Теперь она глядела на него широко распахнутыми глазами, в которых явно читался страх. – Вы что, уже тогда следили за мной? – Следил? А что, для слежки есть основания? – Нет. Я не знаю… – Лидия Нестеровна! Вы знали художника Графова? – Да, это он помог мне с выставкой. Вообще, она состоялась по его инициативе. – А в мастерской его были? – Была. Виктор Иванович пригласил меня на чашку чая и хотел показать свои картины. – Он был вашим отцом? Дмитрий не отводил глаз от ее лица, на котором отразилось некое смятение. – Быть может. Наверное, был. А почему вы сказали – «был»? – А почему вы сказали? – Я просто повторила за вами. – Потому что позавчера его убили и сегодня хоронят. – Убили? Боже мой! Значит, я его все-таки убила… Но ведь я не любила его, хотя собиралась полюбить. Когда узнала, что Зоя жива… – Лидия Нестеровна! Я простой капитан милиции. Не говорите загадками: что значит «все-таки убила»? Вы оставили его еще живым и надеялись, что он не умрет? – Нет, я не это имею в виду. Я не видела его позавчера. – Послушайте, вы не принимали никаких сильнодействующих транквилизаторов? – Вообще никаких лекарств. Вы думаете… Нет, я не наркоманка. Я даже спиртного не пью. «Или она ненормальная, или косит под таковую, – подумал Дмитрий. – Но если косит, значит, на то есть причины. Друзья могут просто покрывать ее, создавая алиби». – Вы не знали своего отца? – Не знала. Мама не была замужем, а поскольку она умерла от родов, то и не могла мне ничего рассказать. Я и ее не знала. – Откуда же появилось предположение, что он ваш отец? Он вам сказал об этом? – По его отношению ко мне. И мы похожи внешне. Вряд ли это случайность. А сказать, мне кажется, он хотел как раз позавчера, если бы наша встреча состоялась. – Но вы продолжаете утверждать, что она не состоялась? – Не состоялась. – Тогда потрудитесь объяснить, что вы имели в виду, когда сказали «все-таки убила?». У вас было намерение убить его? – Да, в какой-то момент. Вот как раз тогда, когда в поезде ехала. – За что? Вы же почти не знали его, и он ничего плохого вам не сделал? – Этого я не могу объяснить. – А если я вас арестую по подозрению в убийстве, несмотря на ваше алиби? – Арестовывайте. Только не за всякое убийство можно отправить на скамью подсудимых. У меня мама умерла, потому что я появилась на свет. То есть я своим рождением убила ее. Это подсудно? – Не путайте меня, Лидия Нестеровна. Чувствую, разговора у нас не получается, а допрашивать я должен в служебном кабинете. Поэтому возьму у вас подписку о невыезде и вот вам повестка на завтра. Адрес здесь указан, будут затруднения, Зоя Васильевна объяснит, где мы находимся. Дмитрий ушел в полном смятении. Поздно вечером, уже после одиннадцати, решил позвонить Илье Валентиновичу, психиатру, с которым они давно дружили несмотря на разницу лет. Илье было под пятьдесят. Когда-то, еще студентом, он был женат, но неудачно, брак распался года через два, и с тех пор доктор вел холостяцкую жизнь, ушел в науку, защитил кандидатскую и работал над докторской. Праздники обязательно проводил в семье Прозорова. Еще их с Дмитрием связывала страсть к рыбалке, на которую капитану иногда все же удавалось вырваться. Маруся Илью обожала, ее интересовала психиатрия, и он давал ей книги Фрейда, Юнга, Фромма. Они часами могли беседовать о том, что такое вообще «нормальный человек», и были ли таковыми Кафка, Гоголь, Врубель. Иногда, устав от умных разговоров и споров, Илья переходил на анекдоты. Были они у него весьма специфические: либо о больных – психах, либо о самих психиатрах. Например, такой: Зигмунд Фрейд сидит за столом, работает. В кабинет вбегает его юная дочка: «Папа, мне сегодня ночью приснился банан. Растолкуй этот сон». Фрейд оторвался от работы, смотрит на дочь, полную счастливого ожидания, и грустно говорит: «Ах, дочка, иногда банан – это просто банан…» А еще Илья был типичной совой, работать любил больше по ночам, поэтому Дмитрий, глянув на часы, все-таки набрал его номер. – Илюша, у меня к тебе большая просьба. – Очень большая? – Ну, очень. Мне нужно, чтобы завтра к десяти ты приехал ко мне на службу. Подожди, знаю, что занят и все такое, но потому она и большая, Илья, что все надо бросить и приехать. Я буду допрашивать одну женщину и хочу это сделать в твоем присутствии. – В чем она подозревается? – В убийстве. Вернее сказать, она одна из подозреваемых. – Но ты же можешь направить ее обследоваться на вменяемость или что там тебя интересует. – Во-первых, не могу – это делается после предъявления обвинения, а мне пока предъявить, в общем, нечего. Кроме того, Илья, тебе будет самому интересно, ты не пожалеешь. Помнишь, ты рассказывал о японском психиатре… – Ясунари Кавабата. – Что? – Ясунари Кавабата зовут этого психиатра. Давай дальше. – Он утверждал, что дети, которые чувствуют себя несчастными, предпочитают рисовать черными и желтыми карандашами. Она известная талантливая художница, но рисует только двумя красками: желтой и черной. Погоди, не перебивай. Кроме того, она такая женщина… Больше, чем красивая. Сколько лет? Завтра на допросе узнаем, думаю, сорок есть, хотя выглядит сногсшибательно и без всякой косметики. |