
Онлайн книга «Считалка для утопленниц»
![]() – Ну и ну! – подивился Демидов. – Он все режет прямо на клеенке. Фу, свинья! Он когда-нибудь подметает? – добавил Володя, потому что наступил на яичную скорлупу, и она захрустела у него под ногами. На полу валялись колбасные обрезки и шелуха от семечек. – Давай сейчас снимем отпечатки пальцев и пошлем на экспертизу. Нужно, чтобы их сличили с отпечатками из квартиры Заботиной. Чтобы хоть знать, эти же люди навещали ее или нет. – А посуду он не помыл, наверное, специально для нас, – хмыкнул Демидов и показал на жирные пятна на захватанных стаканах с остатками какой-то жидкости. – Решил облегчить нам работу. Демидов пошел в туалет и через несколько секунд появился с комом туалетной бумаги. – Приберусь на столе, – сказал он и с отвращением стал протирать стол. – Нужно же подготовить рабочее место. Турецкий приступил к изучению отпечатков следов на полу. Когда все отпечатки сняли, Демидов приставил стремянку к антресолям. – Саша, придется тебе залезать. А то она меня не выдержит. Турецкий взобрался по стремянке и заглянул на антресоли. – У него здесь все пылью заросло. Если что и брал, то только с краю. – А что он мог там держать? – Может, как раз сумку и доставал. – Пойду в ванную, посмотрю в бельевую корзину, если она у него, конечно, есть. Такой тип может белье прямо с порога швырять в ванную. – Хочешь посмотреть, не оставил ли он что-нибудь со следами крови? – Ага… – пробурчал Володя и потопал в ванную. – Ну и свинья! – послышался оттуда его голос. – Что там? – Мерзость запустения, – крикнул Демидов. – И как он моется в такой ванне? Похоже, он в ней чистит обувь. Володя чем-то гремел, ворчал, потом появился с одеждой, которую с отвращением держал в вытянутых руках. – Смотри, на рубашке следы крови, и на джинсах пятна. По-моему, тоже кровь. – Обойдем соседей, потом поедем к экспертам, – скомандовал Турецкий, закрывая чемоданчик с препаратами. – Узнаем, кто отметился у Клесова и чья кровь на его одежде. – Известно чья. Любимой бабушки. Володя сложил одежду в пакет, и они пошли к выходу. Выйдя на улицу, Демидов вдохнул полной грудью свежий воздух и с наслаждением произнес: – Как же хорошо! Когда выбираешься из такого свинарника, начинаешь ценить скромные прелести окружающей жизни. – Клади вещдоки в багажник. Надо еще по соседям походить, узнать, с кем водил дружбу Клесов. Они еще минут сорок ходили по соседям, но информацию получили мизерную. Его мало кто знал из соседей, и никто не запомнил лица тех, с кем проводил время Клесов. В один голос соседи твердили, что опасались Клесова из-за его криминального прошлого. Похоже, и компанию он подобрал соответственно своим запросам. В четвертом подъезде из квартиры на первом этаже на их звонок вышла женщина таких габаритов, что даже Демидов – могучий мужчина – обалдел. Она была шире его едва ли не вдвое. Сыщики представились, и женщина, окинув их цепким взглядом, впустила в свою квартиру. – А как вас звать-величать? – вежливо поинтересовался Турецкий. – Мария Григорьевна я. Женщина пригласила пройти в комнату. – Давно уже хотела сообщить о Клесове и его дружке, – сказала она, грузно опускаясь на диван. – Но ходить мне тяжело, я даже в магазины не выхожу. Мне женщина из социальной службы носит продукты. – А что вам известно о Клесове? – Сначала я вам о своем соседе расскажу, с третьего этажа. Я люблю начинать с подробностей. Так вот, он тоже тот еще типчик. Нигде не работает, на что живет – непонятно. Думаю, приворовывает. Или торгует краденым. К нему какие-то подозрительные люди ходят. – Раз вы любите начинать с подробностей, слушаем вас внимательно. Любые детали нам и нужны, и важны. – Окно моей кухни рядом с дверью подъезда. Так что я вижу всех, кто подходит к двери. У нас подъезд приличный, все жильцы работают. Я здесь уже двадцать восемь лет живу, со всеми здороваюсь. Только этот Гринев – всегда хмурый, как сыч. – Кто такой Гринев? – Ну этот, с третьего этажа. Сроду не поздоровается, глазами зыркает, как бандюга. Что-то приносит домой, иногда приходит с каким-то мужиком. Потом тот от него что-то уносит. Как думаете, что? – уставилась она немигающим взглядом на сыщиков. И сама же ответила: – Известно что, ворованное. – А почему вы о своих подозрениях не сообщили в милицию? Ведь можно было бы и позвонить. – Чтобы они меня записали в свидетели? А Гринев тогда меня убил? – А почему вы решили, что он убийца? – Не знаю… – неохотно ответила женщина. – Но только к нему частенько приходит Клесов. А он же уголовник! И они частенько стоят у подъезда, курят. Женщина презрительно скривила лицо. – Дышат воздухом, понимаете? – Нет, – честно признался Турецкий. – Ну, они так говорят. Подходят к подъезду и говорят: «Давай подышим воздухом». А сами курят и разговаривают. У меня форточка всегда открыта, и я слышала обрывки их разговоров. – И что ж они говорили? – Клесов жаловался Гриневу, что его старики зажились. Родители, что ли? – Не помните, в каких выражениях он говорил о стариках? – Как-то сказал: «Таскаю ему продукты, готовлю, а он жрет, как будто в последний раз. Сам на деньгах сидит, а мне хрена». А этот Гринев ему в ответ: «А ты чего ждешь? Сам возьми». Про старуху – это его мать, наверное. Потому что говорил, у нее какой-то хахаль. А она, дескать, у хахаля какие-то документы держит. А Гринев ему: «Надо забрать». Ну, в общем, все надо у стариков забрать. А ты сам заработал? – у женщины от возбуждения раскраснелись щеки. – Кстати, мне из окна и подъезд Клесова видно. Его ж дом напротив. Так что они то здесь околачиваются, то к Клесову ходят. И там соседям от них покоя нет, и здесь. Как напьются, горланят, спать не дают. К ним еще дружки приходят, все соседи от них стонут. – С Гриневым мы разберемся. А с кем еще общался Клесов, видели? – Ну, тоже с тем мужиком, который приходил к Гриневу. Который с сумками. Они все втроем хороводятся. Но того я не знаю. В лицо бы узнала, а как зовут или фамилия – черт его знает. – А описать можете? – Попробую… Высокий, ну как вы, – показала она пальцем на Турецкого. – Волосы черные, стрижка обычная, глаза узкие. – Монголоидного типа? – Нет, он не монгол. И не китаец. Он русский, просто брюнет с хитрыми глазами. Но лицо обычное. Уголовное. Губы… толстые у него губы. Кадык такой торчит здоровый, он еще сглатывает, как будто давится. |