Онлайн книга «След хищника. Осколки»
Никому не позволялось служить в спецвойсках долго, и, однажды вылетев из армии по возрасту, он почувствовал, что ему все до чертиков надоело. Кто-то шепнул ему насчет того, что с террористами можно бороться по-разному. «Либерти Маркет» никогда не жалела о том, что взяла его на работу. — Я записал тебя на ночь в субботу посидеть на телефоне вместо меня. Видел? — спросил он. Я кивнул. — Жена устроила тут этот хренов юбилейный вечер, и я смогу отвертеться не раньше полуночи. — Ладно, — ответил я. Для солдата он был невысок — как он мне сказал однажды, мог бы и за женщину сойти. Русый, синеглазый, легкий на подъем, он был просто фанатиком здорового образа жизни. Именно он заставил всех оборудовать (и использовать) в подвале атлетический зал. Он никогда особо не распространялся насчет своего происхождения — судя по акценту, он был из беднейших районов Лондона. — Когда вернулся? — спросил я. — Последний раз я слышал, что ты в Колумбии. — В конце недели. — И как? Он нахмурился. — Мы вынудили отдать этих гребаных заложников целыми и невредимыми, и тогда местные власти возбухли и повышибали мозги из террористов, хотя те вышли с поднятыми руками. — Он покачают головой. — У этих дикарей просто пуленедержание. Твою мать, это же просто чушь собачья! Стрелять в террористов, которые уже сдались, как он и сказал, было чушью собачьей. Известия об этом быстро разойдутся, и следующая группа террористов, зная, что их так и так пристрелят, скорее всего перебьет заложников. Я пропустил понедельничное заседание, где как раз этот погром и обсуждали, но я должен был еще написать отчет о том, что было в Болонье. Я просидел над ним всю субботу и утро воскресенья, а затем поехал в Ламборн, за семьдесят пять миль к западу от Лондона. Попси Теддингтон, как оказалось, жила в высоком белом доме в центре деревни. Дом казался почти городским, как в пригороде, если бы не выходил фасадом на конюшни. Много их было. До сегодняшнего дня я и не представлял, что конюшни на самом деле могут располагаться внутри деревни, на что Попси с усмешкой сказала мне, что посмотрел бы я на Ньюмаркет — в этом местечке лошадей держат там, где в других городках у людей находятся гаражи, теплицы и сараи. Когда я приехали, она стояла возле дома, нависая над каким-то человеком ростом футов в пять. Он явно обрадовался тому, что я прервал их разговор. — Просто имей это в виду, Сэмми. Скажи им, что я этого не потерплю, — подчеркнула она, когда я открыл дверь машины. Она повернулась ко мне. На ее хмуром лице прямо-таки написано было: «Кто там еще?» — А, приятель Алисии. Она где-то там, позади дома. Идем. — Она повела меня за дом, за стойла, и наконец мы вдруг вышли на маленький огороженный паддок, где какая-то девушка ездила на лошади медленным галопом, а другая девушка стояла и наблюдала за ней. Маленький паддок был словно зажат между задними стенами других конюшен и домов, и травка на нем помнила лучшие дни. — Надеюсь, вы ей поможете, — напрямик сказала Попси по пути к паддоку. — Я никогда ее такой не видела. Это меня очень беспокоит. — В смысле? — спросил я. — Она никогда не бывала такой беззащитной. Вчера она не стала ездить на корде, что всегда делала, когда бывала здесь. Посмотрите-ка на нее сейчас! Она должна быть в седле, а не смотреть, как другая ездит! — Она что-нибудь рассказывала о том, что с ней случилось? — спросил я. — Ни слова. Просто весело улыбается и говорит, что все уже позади. Когда мы подошли поближе, Алисия обернулась и, увидев меня, казалось, вздохнула с облегчением. — Я боялась, что вы не приедете, — сказала она. — Нечего было бояться. Она была в джинсах и клетчатой рубашке, губы подкрашены. После шести недель, проведенных в полумраке, она казалась неестественно бледной. Попси крикнула девушке в седле отвести лошадь в стойло. — Разве что, дорогая, ты захочешь... — сказала она Алисии. — Ну? Алисия покачала головой. — Думаю, завтра. Говорила она так, словно и вправду намеревалась сделать это завтра, но я заметил, что Попси очень в этом сомневается. Она по-матерински обняла Алисию за плечи и слегка тряхнула ее. — Дорогая, делай как хочешь. Как насчет того, чтобы дать выпить твоему усталому страннику? — Она обернулась ко мне. — Кофе? Виски? Денатурат? — Вина, — сказала Алисия. — Я знаю — он это любит. Мы пошли в дом. Темная старинная мебель, потертые индийские ковры, выцветшая обивка из плотного хлопка, и всюду за окнами лошади. Попси небрежно налила итальянского вина в граненые хрустальные бокалы и сказала, что, если мы потерпим, она пойдет и приготовит нам бифштекс. Алисия смотрела ей вслед, пока она не скрылась в кухне, и сказала с неловкой улыбкой: — Я одни неприятности ей доставляю. Не следовало мне приезжать. — Вы совершенно не правы и в первом, и во втором случае, — сказал я. — Это же очевидно, что она вам рада. — Я думала, мне тут будет хорошо... Что все будет по-другому... В смысле, что я буду тут чувствовать себя хорошо. — Так через некоторое время и будет. — Меня беспокоит, что я не могу... не могу от всего этого избавиться, — посмотрела она на меня. — Примерно как от двусторонней пневмонии? — Это совсем другое, — запротестовала она. — Шесть недель без солнца, без движения, без приличной еды, на лошадиной дозе снотворного — такой рецепт вряд ли способствует хорошему здоровью. — Но это... не только... физически... — А от не физического еще труднее избавиться. — Я отпил немного вина. — А как вы спите? Она вздрогнула. — Половину ночи я просто не могу спать. Илария сказала, что мне еще немного надо принимать снотворное, но я не хочу, меня от одной мысли об этом просто тошнит... Но когда я засыпаю... у меня кошмары... я просыпаюсь в холодном поту. — Может, — бесстрастно сказал я, — вы сходите к психиатру? Я знаю одного очень хорошего специалиста. — Нет, — инстинктивно ответила она. — Я не сумасшедшая, я просто... не в порядке. — Чтобы пойти к доктору, вовсе не надо быть при смерти. Она покачала головой. — Я не хочу. Она села на большую софу, положив ноги на кофейный столик, и вид у нее был встревоженный. — Я хочу говорить с вами, а не с каким-то психиатром. Вы понимаете, что случилось, а для какого-нибудь врача со стороны это все будет казаться ненормальным. Вы знаете, что я говорю правду, а он все время будет сомневаться, не придумала ли я половину всего, не драматизирую ли я, и будет выискивать способы свалить всю вину на меня. У меня есть приятельница, которая ходила к психиатру... Она говорила мне, что это было странно — когда она сказала, что хочет избавиться от привычки к курению, психиатричка продолжала утверждать, что моя подруга чувствует себя несчастной, поскольку подавляет страсть к собственному отцу. — Она попыталась рассмеяться, но я понял, что она имеет в виду. Психиатры привыкли к извращениям и уверткам пациентов и выискивают их даже в самых простых замечаниях. |