Книга След хищника. Осколки, страница 54 – Дик Фрэнсис

— Да, я приеду, — сказал я. — Я очень бы этого хотел.

— Отлично, — ответила она. Затем задумчиво добавила:

— Мне показалось, что Джон был доволен, что Миранды с Домиником не будет дома. Он такой странный. Любой бы подумал, что он должен прыгать от радости, получив сына обратно, но он был почти... раздражен.

— Подумай, каково было твоему отцу, когда ты вернулась домой.

— Да, но... — Она осеклась. — Как же это странно...

— Джон Неррити, — безразлично сказал я, — похож на те пресс-папье в виде стеклянных шариков с падающим снегом, когда их трясут. Весь состоит из клочьев вины, страха, скупости и облегчения, все вокруг кружится в вихре.

После всего случившегося за эти несколько жутких дней требуется время, чтобы эта пурга, так сказать, улеглась и все вернулось на круги своя.

— Я никогда не думала об этом так.

— Он понимает, — спросил я, — что пресса насядет на него так же, как в свое время на тебя?

— Нет, не думаю. А насядет?

— Боюсь, что так. Уверен. Кто-нибудь в Суссексе должен притормозить их.

— Бедная Миранда.

— С ней все будет хорошо. Если снова позвонишь ей, скажи, чтобы она все время интервью крепко обнимала Доминика и все время шептала ему на ухо, что он в безопасности и все эти люди скоро уйдут.

— Хорошо.

— Завтра увидимся, — сказал я.

Доминик был главной темой утренних новостей на телевидении и одной из главных тем в газетах. Миранда, к моей радости, перед камерой держала себя в руках и улыбалась. Молчаливый ребенок казался просто робким. Джон Неррити, гордо подняв голову и встопорщив усы, сообщил, что продажа его победителя в Дерби пройдет так, как и было запланировано, хотя и утверждал, что банкротство тут и близко не лежало; что эта история была лишь тактическим ходом, чтобы сбить с толку бандитов. Все спрашивали, кто спас его сына. Полиция, отвечал Джон Неррити. Выше всех похвал.

В конторе большинство народу, уже видевшие репортаж, с интересом прочли наш с Тони отчет, и на понедельничном заседании мы оба отвечали на вопросы. Джерри Клейтон пару раз поднял брови, но в целом вроде бы никто не пожелал слишком глубоко вникать в то, что мы сделали, кроме помощи советом.

Председатель заключил, что даже если Неррити упрется и не захочет платить, то нам не стоит волноваться. Освобождение Доминика, с довольным видом сказал он, было проведено аккуратно, быстро и не слишком дорого стоило фирме.

Сотрудничество с полицией было великолепным. Славно сделано, ребята. Еще есть дела? Если нет, то заканчиваем.

Тони отправился в ближайший паб, а я поехал в Ламборн. Добрался я туда позже, чем мне хотелось бы.

— Слава Богу, — сказала Алисия, выходя из дому мне навстречу. Мы уж думали, что ты заблудился.

— Застрял в конторе. — Я горячо обнял ее.

— Ни за что не прощу.

В ней появилась какая-то новая беспечность, и это очень радовало. Она повела меня через кухню в официальную гостиную, где Доминик, недоверчиво глядя по сторонам, сидел на коленях у матери. Попси разливала вино.

— Привет, — сказала Попси и поцеловала меня держа в одной руке бутылку, а в другой стакан. — Всегда появляешься со своей волшебной палочкой там, где нужно.

Я улыбнулся ее зеленым глазам и взял стаканы.

— Жаль, что я не на двадцать лет моложе, — сказана она. Я ответил ей понимающим взглядом и повергнулся к Миранде.

— Привет, — сказал я.

— Привет. — Она была тихой и дрожала, словно заболела.

— Привет, Доминик.

Мальчик сурово посмотрел на меня своими глазищами. На дневном свету было видно, что они синие. Темно-синие.

— Вы невероятно, здорово смотрелись по «ящику», — сказал я Миранде.

— Так, как надо.

— Алисия сказала мне... что делать.

— Алисия велела ей хорошо одеться, держаться спокойно и делать вид, что все путем, — сказала Попси. — Я слышала. Она говорит, что ты дал ей хороший урок и что Миранде от этого тоже будет польза.

Попси устроила неформальный ленч на кухне. Миранда ела мало, Доминик ничего не ел. А потом она всех нас повезла в своем «Лендровере» в Даунс, инстинктивно полагая, как я думают, что там, где полегчало Алипии, полегчает и Доминику.

— С тех пор как мы привезли Доминика, он ел что-нибудь? — спросил я по дороге.

— Только молоко пил, — сказала Миранда. — Но даже к нему не прикасался, пока я не попробовала дать ему попить из одной из его старых бутылочек. — Она ласково поцеловала мальчика. — Он всегда пил свое вечернее молоко из бутылочки, правда, маленький? Он всего полгода как от нее отказался.

Мы все молча подумали о том, что Доминик снова впал в детство. Попси затормозила у учебных препятствий.

— Я привезла коврик, сказала она. — Посидим на травке.

Она с двумя девушками села на коврик. Доминик по-прежнему цеплялся за маму, а я оперся о «Лендровер» и подумал, что Попси, наверное, права от покатых холмов струилось такое спокойствие, что его почти можно было потрогать рукой.

Миранда взяла с собой игрушечную машинку, и Алисия стала катать ее по коврику, по ноге Миранды, а затем по ножке Доминика. Он некоторое время сурово, без улыбки смотрел на нее, а затем уткнулся носом в шею матери.

— Они... — дрожащими губами проговорила Миранда, — они... обижали его? На нем не было синяков, только маленькие... но что они сделали с ним, почему он стал таким?

Я сел на корточки рядом с ней и обнял ее за плечи, заодно обняв и Доминика. Он поглядывал на меня одним глазком из-за маминого уха, но не пытался спрятаться.

— Похоже, что они привязывали его к кровати чем-то вроде того снаряжения, которое используется в лодках. Я не видел, но мне рассказали. Не думаю, чтобы снаряжение причиняло ему боль. Он мог немного двигаться — сидеть, стоять на коленях, лежать. Он отказывался есть и иногда плакал, потому что ему было одиноко. — Я помолчал. — Возможно, что они сознательно запугали его больше, чем надо, чтобы заставить его замолчать. — Я снова помолчал. — Там, в полу, было отверстие. Большое, достаточное для того, чтобы туда мог провалиться ребенок. — Я опять замолчал. — Они могли сказать Доминику, что, если он будет шуметь, они бросят его туда.

Миранда вздрогнула всем телом, а Доминик заскулил и отчаянно вцепился в мать. Впервые он издал хоть какой-то звук, и я не собирался упускать случай.

— Доминик, — твердо сказал я, — хорошие полицейские засыпали эту дыру, и маленькие мальчики туда уже не упадут. А те три человека, что увезли тебя в лодке, больше не вернутся. Полицейские посадили их в тюрьму. Никто больше не увезет тебя к морю. — Я замолчал. — Больше никто не станет заклеивать тебе рот. Никто не будет на тебя сердиться и называть плохими словами.